Двойные двери с квадратными окнами открылись в приемную теплицы. За обшарпанным столом сидел сорокалетний мужчина с изрытым шрамами от угрей лицом, в зеленом хирургическом костюме. Табличка на столе указывала, что зовут мужчину Вин Толедано. Он оторвался от романа с трупом на обложке.

Этан спросил, как у него дела, и служитель теплицы ответил, что он жив, а следовательно, все у него хорошо.

— Чуть меньше часа тому назад к вам доставили Дункана Уистлера с седьмого этажа, — продолжил Этан.

— Положил его на холод, — подтвердил Толедано. — Не могу передать в морг. Коронер хочет заполучить его первым, потому что это убийство.

Посетителям предлагался только один стул. Оформление документов, связанное с передачей холодных трупов, обычно проводилось быстро, наличия удобной приемной со старыми журналами не требовалось.

— Я не из морга, — ответил Этан. — Я — друг усопшего. К сожалению, меня не было, когда он умер.

— Извините, но тело я вам сейчас показать не могу.

— Да, знаю, — Этан сел на посетительский стул.

Чтобы адвокаты защиты не могли оспорить результаты вскрытия в суде, прокуратура выпустила соответствующую инструкцию, согласно которой к трупу, затребованному судебно-медицинским экспертом, посторонние не допускались.

— Родственников, чтобы идентифицировать покойного, не осталось, а я — исполнитель завещания, — объяснил Этан. — Так что все равно потребуюсь им для установления личности. И мне хотелось бы сделать это здесь, а не в городском морге.

Толедано отложил книгу в сторону.

— Парня, с которым я вырос, в прошлом году выбросили из автомобиля на скорости девяносто миль. Это тяжело, терять друга молодым.

Этан не собирался изображать скорбь, но приглашение к разговору принял, стремясь хоть как-то отвлечься от мыслей о Рольфе Райнерде.

— Долгое время мы не были близки. Двенадцать лет вообще не разговаривали, за последние пять — только три раза.

— Но он назначил вас душеприказчиком?

— Вот именно. Я об этом узнал, когда Данни уже два дня лежал здесь, в палате интенсивной терапии. Мне позвонил его адвокат, сказал, что я — исполнитель завещания, а также могу вести все его дела и решать вопросы, касающиеся лечения, пока он жив, но недееспособен.

— Должно быть, вас по-прежнему связывало что-то особое.

Этан покачал головой:

— Ничего.

— Что-то связывало, — настаивал Толедано. Корни детской дружбы уходят очень глубоко. Вы не видитесь долгие годы, потом встречаетесь, и этих лет словно и не бывало.

— У нас такого не было, — но Этан понимал, что особенного связывало его и Данни: Ханна и их любовь к ней. Чтобы сменить тему, спросил: — Как вышло, что нашего друга выбросили из автомобиля?

— Он был отличным парнем, но зачастую думал маленькой головкой, а не большой.

— В этом он не исключение.

— Он сидит в баре, видит трех крошек, без мужчин, перебирается к ним. Они все ластятся к нему, говорят: поедем к нам, он воображает себя Бредом Питтом, раз они втроем хотят его одного.

— Так его решили ограбить, — догадался Этан.

— Хуже. Он оставляет свой автомобиль на стоянке, едет с ними. Две девушки распаляют его на заднем сиденье, наполовину раздевают, а потом на полной скорости выбрасывают на дорогу. Забавы ради.

— То есть крошки или чем-то закинулись, или ширнулись.

— Может, да, может, и нет, — ответил Толедано. — Как выяснилось, они еще дважды проделывали тот же трюк. Только на этот раз попались.

— Тут как-то вечером по ти-ви показывали старый фильм, — заметил Этан. — С Френки Авалоном и Аннеттой Финиселло. Практически все действие во время вечеринки на пляже. Тогда женщины были другими.

— Как и все. Никто не стал лучше с середины шестидесятых. Жаль, что я не родился тридцатью годами раньше. Так как умер ваш друг?

— Четверо парней решили, что он их кинул, поэтому связали ему руки за спиной и держали голову под водой в унитазе достаточно долго, чтобы вызвать необратимые изменения в мозгу.

— Это отвратительно.

— Да, не Агата Кристи, — согласился Этан.

— Но раз вы этим занимаетесь, значит, что-то между вами и вашим другом осталось. Если кто не хочет быть душеприказчиком, заставить его невозможно.

Двое представителей управления судебно-медицинского эксперта распахнули двойные двери и вошли в приемную.

Первый, высокий, лет пятидесяти с гаком, явно гордился тем, что сохранил все волосы. И если его пышной шевелюре чего-то не хватало, так это вплетенных в нее бантов.

Напарника Шевелюры Этан знал. Хосе Рамирес, ширококостный мексиканец с близорукими глазами и добродушной, сонной улыбкой медведя коалы.

Хосе жил с женой и четырьмя детьми. И пока Шевелюра подписывал бумаги, которые дал ему Вин Толедано, Этан спросил Хосе, не покажет ли тот ему последние фотографии Марии и детей.

По завершении формальностей Толедано провел их через другую дверь в теплицу. Здесь пол вместо винила устилала керамика, большие квадратные плиты со стороной в шестнадцать дюймов: легче стерилизовать в случае загрязнения телесными жидкостями.

Несмотря на то, что воздух в теплице постоянно очищался сложной системой фильтрации, слабый, но неприятный запах оставался. Действительно, в большинстве своем умершие не благоухали мылом, шампунем или одеколоном.

Тела могли лежать и в четырех стандартных, из нержавейки ящиках, неотъемлемой части любого морга, но прежде всего в глаза бросились два трупа на каталках. Оба накрытые простынями.

Третья каталка пустовала, простыня частично сползла на пол, но именно к ней и направился Толедано. На лице читалось крайнее недоумение.

— Его привезли на ней. Тут он и лежал.

В полном замешательстве Толедано откинул простыни с лиц двух других покойников. Данни Уистлера среди них не было.

Один за другим он выдвинул четыре стальных ящика. Все пустовали.

Поскольку огромное большинство пациентов попадало из больницы домой, а не на кладбище, теплица, в сравнении с городским моргом, была крохотной. И во все возможные тайники они уже заглянули.

В комнатке без окон, расположенной тремя этажами ниже уровня земли, с четырьмя живыми и двумя мертвецами, на мгновение воцарилась такая тишина, что Этан вроде бы услышал, как высоко над головой дождь хлещет по земле.

Первым заговорил Шевелюра:

— Вы хотите сказать, что отдали Уистлера кому-то еще?

Толедано решительно покачал головой:

— Никогда. Такого со мной не случалось ни разу за все четырнадцать лет, которые я здесь работаю. Я не новичок.

Широкая дверь позволяла беспрепятственно вывозить труп на каталке из теплицы в гараж машин «Скорой помощи». Она запиралась на два накладных замка. Оба кто-то открыл.

— Я оставил дверь запертой, — твердил Толедано. — Она всегда заперта на оба замка, практически всегда, за исключением тех случаев, когда выдается труп, но я при этом присутствую, стою здесь, наблюдаю.