– Тогда-то что?! – радостно воскликнул Митя. – Тогда тебе прямо туда и надо! Хули здесь-то делать, пропади оно всё пропадом! Мог бы я, как ты, по-всякому – хер бы меня кто тут увидел! Куда едем, командир?
– Давай, Митя, сейчас на Невский. Там где-то один мой друг живёт…
По дороге я коротко рассказал Мите про моего Водилу, признался в том, что не знаю ни его имени, ни фамилии, ни точного адреса, но очень-очень его люблю! И что мне обязательно нужно сообщить ему, что он целиком и полностью оправдан в том кокаиновом деле. А если наши продолжают ещё здесь катить на него бочку, то я позвоню в Мюнхен одному Человеку, с которым мы только что разговаривали, моему старшему другу, – он свяжется с самим Полицейским министром Баварии, а тот, в свою очередь, с нашими органами, и ещё посмотрим, кто от этого всего выиграет… Как бы кое-кому из наших русских по шапке не надавали!
– Ох, Кыся! – весело рассмеялся Митя, – Знаешь, кто ты? Ты – Кот-идеалист. Я тебе так скажу: наши сейчас никого в мире не боятся. На нас управа: одна – доллар! И так – снизу доверху… Ладно. Задержишься здесь на месячишко – всё сам поймёшь. Как мы твово дружка-то искать будем? Ты об этом подумал?
Я смутился. Точного плана поисков Водилы у меня ещё не было. Честно говоря, я надеялся на случайность. Дескать, Митя посидит в машине, подождёт меня, а я часок покручусь там по дворам, поговорю с Котами и Кошками. И так дня за три-четыре, может, и найду своего Водилу…
Когда я, запинаясь от сознания идиотизма такого плана, предложил этот вариант поиска Водилы, Митя посмотрел на меня с нескрываемым презрением.
– Чокнутый, что ли? – сказал он. – Ты от того, что своего Шуру в Америку упустил, совсем головкой тронулся! Кто ж так ищет?! Что это за самодеятельность?! Так и за десять лет не управишься. Нет, браток, эту позицию мы с тобой малость переиграем – ты мне счас хорошо опишешь своего Водилу, сам посидишь в машине, а я со своей милицейской ксивой разыщу там ихнего участкового и покалякаю с ним по-свойски. Понял?
– Спасибо тебе, Митя, – сказал я.
– «Спасибом» не отделаешься! – засмеялся Митя. – Будешь в Америке – пришлёшь мне вызов… Не боись, шучу я так.
Полтора часа спустя, в быстро сгущающейся темноте и поздно зажигающихся фонарях, мы с Митей подходили к дому Водилы.
Я сидел в сумке и без жилетки, чтобы Водила мог меня сразу узнать. Сумку на плече нёс Митя, а в руке держал бумажку со всеми Водилиными данными. Впервые услышанные мной фамилия и имя Водилы оказались мне настолько чуждыми и непривычными, что нет смысла их здесь даже называть. Для меня он так навсегда и останется Водилой – дай Бог ему здоровья!..
От Мити попахивало водкой, луком и котлетами. Это он дома у участкового уполномоченного милиционера за компанию принял.
Участкового он нашёл с большим трудом. Ходил, по дворам, спрашивал, пока не наткнулся на какую-то разбитную бабешку, которая сразу же сказала:
– А, Витька наш? Так он уж поди лыка не вяжет. Счас сколько?
– Шесть, – ответил Митя.
– Точняк! – хохотнула бабешка. – Он к шести уже второй пузырь приканчивает. Вона его лестница! Второй этаж, направо – первая дверь.
Но это был злостный поклёп на участкового Витьку, как сказал мне Митя. Витька только-только начал было первый «пузырь», как тут к нему явился Митя, и Витька был трезв как стёклышко.
Митя представился, показал удостоверение и описал моего Водилу. Витька сразу же сказал, что такого очень даже хорошо знает, но дать о нём сведения категорически отказывается, пока коллега Митя с ним не примет по стакану.
Пришлось принять. После чего Витька выразил сильное сомнение, что Митя сможет поговорить с Водилой. Потому что Водила в настоящий момент не Человек, а Растение…
Он так и сказал – РАСТЕНИЕ. Не разговаривает, ничего не понимает, движения – ноль, полный паралич. Дочка двенадцатилетняя его с кровати на коляску пересаживает и обратно. Однако под себя он не ходит. Дочка как-то научилась понимать, когда ему судно подставить, когда «утку» подать. В доме чисто. Жена – на ладан дышит…
А недавно пришла бумага из следственного Управления Министеретва внутренних дел, что Водила во всём оправдан – истинные виновники дела номер такого-то установлены, и Министерство внутренних дел приносит Водиле свои извинения.
– Ему эти извинения – как собаке пятая нога, – сказал участковый Витька и налил по второму стакану. – Или как рыбе зонтик. Его лечить надо, а не извиняться перед ним! А они…
Дальше пошёл такой мат, что даже Митя не понял, что хотел сказать участковый Витька. Понял только, когда тот на весь дом прокричал.
– Кому служим, Митя?! От стыда сдохнуть!..
Вот тут Митя отказался пить второй стакан, поблагодарил за все сведения и адрес моего Водилы и ушёл, сказав, что, во-первых, он, Митя, за рулём, а во-вторых, в машине его ждёт один Клиент.
– Я хотел сказать – «приятель», но побоялся, что этот Витька сразу же заорёт: «Давай сюда и приятеля!..» Поэтому я и сказал – «Клиент». Не обижаешься? – спросил Митя.
Дверь нам открыла Настя – дочь Водилы. Я её сразу узнал по Водилиным рассказам. Когда мы по Германии с ним ехали, он все уши мне про неё прожужжал.
Настя была в кухонном переднике, со столовой ложкой в руке.
Митя сказал, что один старый друг хочет повидать её папу.
– Проходите, – сказала Настя. – Он как раз сейчас ужинает.