– Ох… – только и сказал я. – Давай-ка, Митя, посоветуемся с Мюнхеном. Доставай мой телефончик…

Наша чёрная «Волга» стояла на углу улицы имени Софьи Ковалевской и проспекта Науки, почти напротив кинотеатра «Современник». То есть мы даже не выехали из района, где мы с Шурой шатались сотни и тысячи раз. Мы всего лишь немного отъехали от моего бывшего дома и остановились на маленькое совещание.

Митя достал мой сказочный телефон, нажал нужную кнопку, приложил телефон к своему уху, и через несколько секунд мы оба услышали голос Тани:

– Доктор Кох. Я-а, битте!

Митя откашлялся и сказал напряжённым голосом:

– Здравия желаю! Младший лейтенант милиции Сорокин Дмитрий Павлович. Соединяю с господином Кысей!..

И Митя приставил трубку к моему уху.

– Какой ужас, Кыся! Что случилось?! Почему ты попал в милицию? – взволновалась Таня.

Я быстренько успокоил её, объяснил, кто такой Митя и как мне с ним повезло, и рассказал всю историю посещения моего опустевшего дома…

– Немедленно возвращайся в Мюнхен! – закричала Таня. – У тебя оплаченный билет на самолёт в оба конца! Здесь у тебя есть дом, и не один, и тебя здесь все любят и ждут! Пусть они сейчас же везут тебя на аэродром!..

– Подожди, Таня! Не торопись… – прервал я её с лёгким раздражением. – Ты можешь со мной говорить? Я не в больницу к тебе попал?

– Нет, говори сколько хочешь. Мы только что с Фолькмаром вернулись из клиники. У нас была сегодня очень серьёзная операция, и я боялась, что ты позвонишь именно в то время, когда я буду ассистировать Фолькмару… Когда ты вылетишь? Мы тебя встретим!..

– Таня! Таня… Я не могу сейчас никуда вылететь… Я не знаю, смогу ли я в ближайшее время вообще попасть в Мюнхен. Мне в Нью-Йорк нужно! А до этого…

Я вспомнил своего несчастного Водилу и сказал Тане в Мюнхен:

– А до этого у меня здесь ещё куча дел!..

Таня чуть не заплакала:

– Кот, родненький… Чем я могу тебе помочь? Может быть, тебе дать Фолькмара?..

– Нет, – твёрдо сказал я. – Соедини меня с Фридрихом.

Мгновенно в трубке что-то тихо щёлкнуло, и я услышал спокойный хрипловатый голос Фридриха фон Тифенбаха:

– Здравствуй, мой дорогой… Я подключился, как только услышал вызов. Я так и думал, что это звонишь ты. Вот видишь, как многому я у тебя научился!.. А так как у нас с Таней телефоны скоммутированы, можешь не повторять всего того, что ты говорил ей. Я слышал. Ты убеждён, что твой Шура живёт в Нью-Йорке?

– Так он написал на своей визитной карточке. Здравствуй, Фридрих!.. Прости меня, пожалуйста, у меня здесь совсем голова кругом пошла…

– Я слышу. Не нервничай. Я не могу немедленно позвонить в Вашингтон одному своему приятелю- конгрессмену – сейчас в Америке ещё очень раннее утро, и он скорее всего ещё спит. А ночью – нашей, мюнхенской ночью – я позвоню ему и посоветуюсь с ним по всем твоим проблемам. О'кей?

– О'кей… – тихо сказал я. – А это удобно?

– Что? – не понял Фридрих.

– Звонить конгрессмену…

– Удобно. Мы с ним когда-то вместе кончали университет в Гарварде. Делай, пожалуйста, свои дела спокойно и без лишней экзальтации. Тебе ещё нужно найти своего больного приятеля-шофёра.

– Да, – сказал я.

Сердце моё разрывалось между Мюнхеном и Петербургом.

– Вот и ищи. А завтра в это же время, пожалуйста, позвони мне и Тане. Хорошо?

– Хорошо… – еле выговорил я, и слёзы сами потекли у меня из глаз.

Ну что я за слабак стал?! Так бы сам себе и набил морду!..

– Бис морген, Фридрих, – сказал я. – До завтра, Танечка,

И сам нажал кнопку отключения. Митя спрятал телефон в сумку, осторожно погладил меня по голове.

– Я слышал, они с тобой вроде не по-нашему разговаривали? – уважительно спросил он.

– По-немецки, – ответил я.

– Ну ты даёшь!.. – В голосе Мити я услышал интонации Водилы. – А ещё по-какому можешь?

– По-всякому.

– И по-английски?!

– И по-английски.