Одновременно по зале пронесся настоящий вихрь, свечи, и так уже едва мерцавшие, погасли, погасли и свечи в руках артистов и даже та, что стояла на столике перед Петей. Порыв ветра был теплым и влажным и нес какой-то отдаленно мне знакомый запах, но размышлять об этом было некогда, да и невозможно, потому что я испугалась. В полном мраке среди артистов, застывших в оцепенении, стало метаться, стуча коготками по полу… Да кто ж его знает, что там металось, не видать же ничего было! Зато стук этой беготни и странное шуршание, ею производимое, тут же заглушили вскрики и вопли, из которых с огромным трудом удавалось расслышать отдельные фразы и восклицания.

– Уберите, уберите это!

– Да что ж такое! Чем тут кто-то брызгает?

Петя вскочил со своего места и бегом, не боясь споткнуться в темноте, добежал до выключателей.

За миг до того как вспыхнули лампы, я услышала, как что-то невидимое и оттого втройне страшное пробежало перед моими ногами, обдав мою ладонь теплыми густыми каплями. Я инстинктивно попыталась вытереть руку, но остановила себя.

Зажегся свет. Я обвела помещение взглядом и, будь у меня на это силы, обязательно бы рассмеялась. Актеры умудрились сбиться в единую кучку и прижимались друг к дружке, ища защиты. Все были бледны, с расширившимися глазами. Светлые платья девушек были заляпаны по подолам красным. В центре в гордом одиночестве возвышался рослый Иосиф Давыдович. Вроде даже и не испуганный, скорее обиженный.

Но не эта живописная картина стала бы причиной смеха, а выбирающийся из-под стула господин титулярный советник. Стул его отпускать не желал, Эраста Федоровича крепко зажало между ножками, да к тому же одна из них умудрилась попасть под пояс брюк, чего он не видел, находясь на четвереньках. Пришлось ему подняться вместе со стулом и, уже стоя на ногах, снять его с себя.

– Э-э-э… Как же я под стулом оказался? – искренне удивился он.

– С испугу еще и не там окажешься. Что тут бегало-то? – это произнес Аркадий Григорьевич.

Николя молча ткнул рукой в дальний от них угол залы.

– Ворона! Здоровенная!

При этом все актеры продолжали стоять в той мизансцене, в которой их застал включенный Петей свет.

– Петя! Будьте… ик… любезы… ик… поглядеть, – выглянула из-за спин Ольга Голованова.

Петя довольно невозмутимо прошел к указанному месту, где грудкой лежало нечто черное.

– Не ворона, – сообщил он и умолк, чем вызвал кучу глупых вопросов. Самым разумным из которых был такой:

– Ну как же не ворона? А что тогда? Стриж? Скворец? Воробей?

– Курица, – ответил Петя.

– Этакая черная? – удивилась Татьяна Вибе.

– И этакая здоровенная? – поддержала ее Софья Генриховна. – Может, петух?

– Не понять, – ответил Петя.

– Да отчего вы такой простой вещи понять не можете. Гляньте на гребешок…

– Не могу. Она без головы! – Петя постарался сказать эти три слова как можно спокойнее.

– Не может быть, – отчего-то с огромной уверенностью в голосе сказал Николя и вдруг хохотнул. – Я, конечно, пытался ее пнуть… И кажется попал. Но не мог же я ей ногой голову снести? Голова это же не… не что другое, а голова!

– Ей голову отрезали, а не снесли или оторвали, – вновь очень спокойно объяснил Петя.

– То-то я смотрю, мы все в крови, ик! – закивала Ольга Голованова.

Эта фраза вызвала новую волну визга и глупых реплик.

Петя решил, что осмотр мертвого тела им проведен достаточный и шагнул в сторону. И тут все заорали и завопили от новой волны ужаса. Я сама не сдержалась и поддержала всеобщий вопль. Петя от нашего крика подпрыгнул на месте.

– Да что случилось? – выкрикнул он.

– Она… – Татьяна не нашла сил договорить и ткнула пальцем в курицу.

– Что? – Обернувшись, Петя не увидел ничего особенного. Если не считать, что появление безголовой курицы в приличном обществе уже вещь уникальная.

– Вы едва от нее отвернулись, как она задергалась, – со слезами в голосе сообщила Софья Генриховна. – Без головы, а задергалась!

– То, что бегала без головы, вас не смутило! – укорила ее Татьяна.

– Так в темноте не видно было. Опять же я этакие куриные бега в детстве видала. А здесь уверилась, что она окончательно усопла…

– Это у нее novissima suspirium. То есть последний вздох! – блеснул латынью жених Софьи Генриховны.

– Пф-х-хх! – шумно выдохнул Петя, все еще стоящий замерев. – А я уж испугался, что опять нечто страшное…

– Ну, если вам такое не кажется страшным, то поищите страшное где-нибудь еще, – отчего-то сильно обиделась Татьяна, словно изо всех сил пыталась напугать Петю, а тот взял и не испугался. – Нам и этого достало!

– Простите! Я хотел сказать, что как бы жутко это ни выглядело… но дело вполне естественное.

– А-а-а! – закричала в одиночестве Ольга. – Нет, показалось!

И тут вновь все вынуждены были вздрогнуть. Наши взгляды словно магнитом притягивала злосчастная тушка курицы, про остальное мы и забыли. И тут на тебе, суровый окрик от дверей:

– Да что ж вы себе позволяете, господа?!! Это что за кес ке се?

– Ой! – заявила Ольга, чуть присев на месте, словно делала книксен.

– Ух ты! – выдохнул от неожиданности Николя, прикладывая руку к сердцу.

– Мамочки! – сказала Татьяна, – когда ж меня пугать перестанут?

Госпожа Козловская, а это, несомненно, была она в сопровождении швейцара и еще одной женщины, видимо, своей служанки, стояла в дверях залы и закипала от гнева.

– Я полагала, что ваши занятия будут несомненно не самыми тихими. Но этак вопить, что слышно за три квартала! И что за поршери вы здесь устроили?

Все замерли, пытаясь уяснить суть вопроса.

– Это, господа, – первым сообразил Аркадий, – Светлана Андреевна спрашивает по-французски, отчего у нас стало похоже на свинарник.

– Скорее на курятник, – проворчала Ольга.

Не добившись ответа на первые вопросы, Светлана Андреевна решила задать новые.

– Отчего все какой-то дрянью забрызгано? Господа, я вынуждена буду отказать вам. Вы сами испортили весь импресьон[28].

И тут впервые заговорил Иосиф Давыдович, до того не издавший ни единого звука.

– Уважаемая Светлана Андреевна. От лица всех присутствующих позвольте принести вам наши извинения, хотя наша вина в произошедшем совсем ничтожна. Также должен выразить вам нашу безмерную благодарность и еще более безмерное почтение. Но от репетиций в вашем доме мы и сами вынуждены отказаться.

– Почему? – удивилась и даже обиделась Светлана Андреевна. – Вы же уверяли, что в городе нет ни единого подходящего помещения?

– Его по-прежнему нет. Но здесь оставаться становится по-настоящему опасным.

– А-а-а! – догадалась хозяйка особняка и кивнула на швейцара. – Мне вот Петр говорил. Но это же все сказки! Привидений… э-э-э… la fantome[29] не бывает!

– Ничего не скажу про привидений, – развел руками адвокат. – Но нам достало безголовой курицы, появившейся здесь в полной темноте. В следующий раз без головы останется один из нас.

От последней фразы Софья Генриховна схватилась за сердце, зато Светлана Андреевна отчего-то повеселела.

– Только и делов? Кхм! Я про курицу, не про вас, господа. Да откуда бы ей здесь взяться?

– Сие нам не ведомо! Может, проявляет интерес к театру, вот и прилетела, – сказал господин титулярный советник и жених Софьи Генриховны. И поднял вверх указательный палец. – А еще некая сила в