Не страшна отныне мне погибель верная, Хоть пронзает меня боль Твоя, как терния. Даже терния по времени туманится, И вот-вот сыночек с матерью расстанется… Вознеси меня, Святое Дуновение, До лица Его, хотя бы на мгновение! — Вознесло её Святое Дуновение И приблизило к распятью на мгновение. Обняла она Христа и разрыдалася, Облила Его слезами и рассталася. Ночь забвения окутала позорище. Но мерцают эти слёзы до сих пор ещё… Мёртвое тело два образа сняли с креста. Похоронили в глубокой пещере Христа. Камнем тяжёлым зияющий вход заложили. Люди Пилата пещеру три дня сторожили. Снился им сон. Светлый ангел явился во сне, Камень столкнул и на камне сидел в тишине. Стражи в пещеру вошли и проснулись от страха: Тело исчезло. Следа не осталось от праха. Где разрушающий храм долговечных веков И за три дня созидающий старое вновь? И подкупили старейшины алчную стражу, Чтобы ссылались всегда на обычную кражу… Месяц на небе оплыл, как змеиный укус. Матери бедной приснился во сне Иисус. — Боже, Ты жив? — И кивнул Иисус головою: — Мати, лети! И ты будешь на небе со Мною.— Встала она и пошла. И душа занялась. В ризе сиянья, как птица, на небо взвилась. Но ухватился за ризу неведомый странник. — Тётка! — воскликнул он снизу. — А я твой племянник! — Сгинь, пропади! — закричала она. Он пропал, Только у ризы сияющий край оборвал. Матерь Мария проснулась и долго дрожала. Риза с оборванным краем пред нею лежала. Чудно на мятую ризу глядела она. Кто это был?.. Не ответила ей тишина. Чистая вера сияет, как злато на сини. И в Гефсиманском саду, а быть может, в пустыне Было Марии Магдале явленье Христа. Радость, как свежая роза, раскрыла уста: — Боже, Ты жив? — И кивнул Иисус головою. — Дева! — сказал. — После смерти ты будешь со Мною. — Бог мой велик и любим! — просияла она. И побежала навстречу, как в море волна. — Не прикасайся ко Мне: не совсем ещё чисто Тело Моё. — Почему же оно серебристо? — Это твой глаз серебрист, — Иисус прошептал. Старый и малый, завидев его, трепетал. Ученикам Он являлся три раза воочью. Вопли судеб раздавались ненастною ночью. Ученики в полутьме говорили о Нём. Он появился. «Как призрак», — сказали потом. И передали Фоме, что Христос объявился, Свят и здоров. Осторожный Фома усомнился. — Я не мечтатель. Мне надо пощупать, — сказал И шевеленье рыскучих перстов показал. Учеников одолела ночная дремота. Не отпирая ворот, Он прошел сквозь ворота. — Щупай, Фома! — своё тело Христос обнажил. Молча Фома по персту в Его раны вложил. — Боже, Ты цел! Я винюсь, но прощенья не стою, — И повинился. Христос покачал головою: — Ты убедился теперь? Ну так веруй, Фома! Ты звездощуп, но подальше держись от ума. — Боже, я верую! — умный Фома помолился И отошёл и вопросом опять преломился: — Кто же таков Утешитель? Ты молвил о нём. — Рано, Фома. Люди плача узнают потом… «Да» или «нет» — вот исконный язык человека. С вами Христос во все дни до скончания века!.. — Так Он сказал. И вознёсся средь белого дня В синюю высь языками живого огня. Только об этом рыдают небесные хоры, Только об этом гремят океанские оры И распевают святые места на земле, И отзывается эхо в Божественной мгле.
