— Почти так же хорошо, как любой знакомый мне мужчина. Причем не только в балансовых счетах и банковских операциях… она знает и инженерную часть. Даймонд владеет приличной долей» Би энд Оу»и «Нью-Йорк сентрал»и вотирует собственные акции. Она была одной из основателей фонда, который платит железнодорожникам пенсию, когда они становятся старыми и не могут больше работать. — Вассар издал короткий смешок. — Говорю же тебе… добрая душа.

Беар был в полном смятении. Оказывается, Даймонд Вингейт — не просто упрямая красавица с волнующим избытком обаяния. Она умная, своенравная женщина, которая к тому же, на его беду, чересчур осведомлена о железных дорогах.

Подумать только: эта дама будет все время заглядывать ему через плечо… Он заметил бледно-розовый шелк ее платья в другом конце гостиной — её обхаживал высокий тип аристократического вида. Наблюдая за ее движениями, Беар поймал себя на том, что взгляд его невольно следит за соблазнительным покачиванием ее турнюра. Он одернул себя, насильно представив этот самый турнюр, полный наличности. Для чего ей эта подушка, набитая деньгами?

Чтобы на ней сидеть? А ведь они с Холтом могли бы вложить эти деньги в дело и нанять на работу много добрых людей.

И все же, несмотря на свой невыносимый характер, Даймонд Вингейт разбирается в железных дорогах, верит в них и — при благоприятных обстоятельствах — вкладывает в них деньги.

Вассар прав. Она его главная надежда. Надо найти способ поладить с Даймонд Вингейт как с обычным инвестором. Надо изложить ей свой проект — четко, откровенно, по-деловому. В конце концов, это просто бизнес и ничего больше. Он предложит ей шанс стать богаче.

Да, это так, сказал он себе, расправив плечи и не обращая внимания на реакцию, которую вызвал его небрежный жест в углу, занятом замужними матронами: округлившиеся глаза и затрепетавшие веера. Уговорив ее участвовать в его предприятии, он на самом деле окажет услугу ей.

Прийти, продать свою идею и убраться подобру-поздорову.

Укрепившись в своей решимости, Беар глубоко вздохнул, одернул жилет — по рядам внимательных зрительниц прокатился шумный вздох — и медленно стал пробираться к Даймонд.

А Даймонд досадовала на себя за то, что не может отвести глаз от высокого широкоплечего Беара Макквайда. Остальные женщины, похоже, все как одна испытывали то же, но это не утешало — так же как и то обстоятельство, что он сам совершенно игнорировал нежные или любопытные взгляды. Макквайд выглядел задумчивым и, казалось, совсем не радовался своему присутствию на вечеринке.

Это наблюдение повлекло за собой еще одно. Его костюм — вне сомнения, именно тот, за который ей пришлось заплатить, — был ладно пригнан: ни одного неточного шва, ни одного дюйма лишней ткани на его мощной фигуре. И все же казалось, что он втиснут насильно в свою одежду, Его неудобство и его задумчивость разительно контрастировали с легкостью и удовольствием, которые он выказал за ужином, рассказывая про Монтану. Вдруг ей стало так очевидно, как будто он сказал это вслух: Бартон Макквайд готов все отдать за то, чтобы быть там, в своей Монтане, вместо того чтобы…

— Пойдем прогуляемся по саду, — шепнули ей на ухо. Она подняла глаза и увидела Моргана Кенвуда, склонившего к ней свое аристократическое лицо, раскрасневшееся от вина. — Я буду ждать.

Его рука намеренно скользнула по ее обнаженному плечу. Даймонд вздрогнула и отодвинулась. Морган убрал руку и непринужденно повел ее к дверям террасы. Проходя мимо пары восхищенных женщин, он удостоил их царственным кивком. Даймонд знала: окажись она с ним на темной террасе, он пристанет к ней с уговорами объявить об их помолвке.

Боже, она скорее даст вырвать себе зуб! И не один.

Но в следующий момент разговор с Морганом под покровом темноты перестал казаться ей такой уж страшной перспективой. Она заметила тощую мужскую фигуру в мешковатом сюртуке и белом воротничке, похожем на тот, что носят священники. Человек стоял в дверях гостиной. Строгое черное одеяние составляло резкий контраст со светлыми волосами до плеч, заплетенными сзади в старомодную косичку. Этот темный костюм и эту косичку она узнала бы где угодно. Первым порывом было спрятаться… найти занавеску, кадку с растением, диван — все равно что. Но, непривычная к таким трусливым выходкам, девушка задержалась на месте на секунду дольше, чем требовалось для успешного побега.

— Даймонд! — Луис Пирпонт бросился к ней. На его лице с тонкими чертами был написан такой восторг, что она мысленно застонала.

— Луис! Что ты здесь делаешь?

Он схватил ее руки в перчатках, благоговейно поднес их к своим глазам и драматично вздохнул.

— Я не смог больше ни дня быть вдали от тебя, мой драгоценный бриллиант. Взял срочную депешу из Барбадоса и сразу же примчался в Грейсмонт, как только мы встали в док. Я расстроился, не застав тебя дома. Твоя миссис Хамфри сказала, что ты поехала сюда.

Он оглядел гостей и слегка поморщился. Нельзя сказать, что Луиса смущало отсутствие приличного костюма и осуждающие взгляды балтиморской элиты. Луис Пирпонт, единственный, кто остался в живых из некогда самой влиятельной семьи в Балтиморе, мало заботился о подобных вещах.

— Мне просто надо было приехать к тебе. Я знал, что Вассары не будут возражать, если я появлюсь на вечеринке без приглашения. Они хорошие, добрые люди, — он быстро оглядел роскошную гостиную Пенниуорта, — несмотря на свой замшелый материализм.

Его удрученный вид был вызван тем обстоятельством, что он нашел девушку в таком светском окружении. Она прекрасно знала, как он относится к здешнему обществу и шикарным экстравагантным развлечениям. Луис давно перестал принимать приглашения на подобные мероприятия, будучи свидетелем лучшего, «более достойного» мира, к которому прокладывал путь.

— Но ты написал в письме, что тебя не будет дома несколько недель, — сказала Даймонд, пытаясь скрыть свою досаду. — А как же твоя новая миссия?

— Миссионеры вернулись из Бостона раньше, чем ожидалось. С новым доктором и священником дела пошли прекрасно, и я решил, что миссия вполне обойдется без меня. — Он улыбнулся, словно сделал ей одолжение. — Неужели ты думала, что я пропущу твой день рождения?

— Конечно, нет. — Даймонд с трудом ответила на его улыбку.

Ей было больно видеть огонек радости в его глазах… до тех пор, пока его взгляд не скользнул ниже, к ее оголенным плечам. Бледность исчезла с его щек, он зарделся, как школьник, застигнутый врасплох. Ей было известно о его взглядах на романтическую одежду из «языческого» Парижа.

— Боже мой, Луис! — воскликнула она, вдруг опять сосредоточившись на нем самом. — Как же ты похудел! Ты не болен?

— В Барбадосе неслыханная жара. Боюсь, я немного отощал. — Он достал носовой платок и вытер лоб и шею. — Но уверен, это пройдет — теперь я дома. — Он посмотрел на Даймонд в упор и, набравшись смелости, провел кончиками пальцев по ее щеке. — Мне надо собраться с силами, — он понизил голос, — ради нашего совместного будущего.

Ее охватила паника.

— О Господи! — Она щелчком раскрыла веер, свисавший с ее запястья. — Это, должно быть, от неожиданности — у меня вдруг закружилась голова.

Луис огляделся вокруг и быстро повел ее к одному из многочисленных свободных кресел, стоявших вдоль ближайшей стены. Слабо опустившись в него, девушка качнулась, закрыла глаза и приложила к виску ладонь.

— Может, стакан пунша… — проговорила она, посмотрев вверх и разыгрывая трогательную девичью хрупкость.

— Сейчас принесу.

Как только Луис скрылся за задней дверью салона, проследовав за вереницей гостей с бокалами в руках к столу с закусками, она выпрямилась, подождала еще секунду и, окончательно убедившись, что он ушел, вскочила с кресла и поспешила в противоположном направлении.

Бартон Макквайд, подошедший с другой стороны, поймал и остановил девушку.

— Мисс Вингейт…

— Мистер Макквайд! А я просто… — Она покраснела и вновь поднесла руку ко лбу.

— Захотели подышать свежим воздухом? — закончилон, усмехнувшись.