рукахъ государства, которое предоставитъ ихъ рабочимъ ассоціаціямъ, организуетъ производство и обм?нъ и будетъ сл?дить за жизнью и работой общества.
На это бол?е опытные соціалисты латинской расы имъ возражаютъ, что подобное государство, — если-бы даже оно могло существовать, — было-бы самой ужасной изъ тираній. Этому идеалу, заимствованному изъ прошлаго, они противопоставляютъ новый идеалъ — анархію, т. е. полное уничтоженіе государства и организацію, основанную на свободномъ союз? народныхъ силъ, на добровольномъ соглашеніи производителей и потребителей.
Многіе сторонники Народнаго Государства, наимен?е зараженные правительственными предразсудками, признаютъ въ Анархіи наибол?е совершенную организацію; но анархическіе идеалы, по ихъ мн?нію, такъ далеки отъ насъ, что намъ незач?мъ ими заниматься. Съ другой стороны, анархической теоріи не доставало ясной и конкретной формулы, чтобъ опред?лить свою исходную точку, оформить свои концепціи, доказать, что она опирается на стремленія самого народа. Союзъ ремесленныхъ корпорацій и потребительныхъ группъ, распространяющійся за искусственныя границы, выходящій за пред?лы существующихъ государствъ, казался въ то время невозможнымъ. Кром? того, было ясно, что онъ не можетъ охватить всего разнообразія челов?ческихъ проявленій. Надо было найти для анархіи бол?е ясную и доступную формулу.
Если-бы д?ло шло исключительно о выработк? теоретическихъ формулъ, мы-бы сказали: оставимъ вс? теоріи! Но пока новая идея не получила яснаго и точнаго опред?ленія, она не овлад?ваетъ умами, не вдохновляетъ на р?шительную борьбу. Народъ боится неизв?стности и не берется за д?ло, пока у него н?тъ, какъ точки опоры, вполн? опред?ленной и ясно формулированной идеи.
Эту точку опоры указала ему сама жизнь.
Въ теченіе пяти м?сяцевъ осады изолированный Парижъ узналъ какъ великъ избытокъ его экономическихъ, интеллектуальныхъ и моральныхъ средствъ, какова сила его иниціативы. Онъ вид?лъ, что шайка болтуновъ, захватившая власть, неспособна организовать ни защиты Франціи отъ вн?шнихъ враговъ, ни ея внутренняго благоустройства. Онъ понялъ, что центральная власть препятствуетъ всякому свободному проявленію мысли и силъ великаго города, что правительство безсильно отражать удары и не можетъ облегчить эволюцію челов?чества. Во время осады онъ вид?лъ самую ужасную нищету, нищету своихъ рабочихъ и защитниковъ наряду съ наглой роскошью правителей безд?льниковъ. Онъ понялъ, что центральная власть была причиной гибели вс?хъ его стремленій къ свобод?, его попытокъ разрушить этотъ гнусный режимъ. Естественно возникла у него мысль преобразовать Парижъ въ независимую коммуну, способную осуществить все то, что продиктуетъ ей свободная мысль народа! Слово „Коммуна” вырвалось тогда изъ вс?хъ устъ.
Коммуна 1871 года — первая попытка. Рожденная на исход? войны, стиснутая двумя арміями, готовыми протянуть другъ другу руки, чтобъ раздавить народъ, она не посм?ла вступить на путь экономической революціи. Она не объявила себя открыто соціальной коммуной, не р?шилась приступить къ экспропріаціи капиталовъ, къ организаціи труда. Она не порвала окончательно съ традициями государства и представительнаго правительства, не постаралась осуществить въ Коммун? той организаціи, которую она представляла себ?, провозглашая независимость и свободную федерацію коммунъ. Если-бы Парижская Коммуна просуществовала еще н?сколько м?сяцевъ, естественный ходъ событій натолкнулъ-бы ее на путь экономической революціи. Потребовалось четыре года непрерывныхъ возстаній, чтобъ монархія стала буржуазной республикой; неудивительно, что парижскій народъ не сум?лъ въ одинъ мигъ превратить государство грабителей въ анархическую коммуну. Будущая революція будетъ коммунистической и осуществитъ все то, чего не усп?ла сд?лать Парижская Коммуна.
Коммуна пала, и буржуазія мстила народу за страхъ, который онъ ей причинилъ своими попытками къ освобожденію.
Она доказала, что современное общество д?йствительно разд?лено на два класса; съ одной стороны рабочіе, отдающіе буржуазіи больше половины своего производства и легко прощающіе своимъ господамъ ихъ обиды; съ другой — безд?льники съ инстинктами дикаго зв?ря, ненавидящіе своихъ рабовъ и готовые ихъ растерзать за мал?йшую провинность.
Оц?пивъ Парижъ войсками и закрывъ народу вс? выходы, они напустили на него ц?лую армію солдатъ, озв?р?вшихъ отъ казармъ и вина и сказали имъ: „Убивайте этихъ волковъ, волчицъ и волчатъ!”
Народу же они сказали[7]:
„Что бы ты ни д?лалъ, ты погибнешь! Застанутъ тебя съ оружіемъ въ рукахъ, — смерть! Сложишь ты оружіе, — смерть! Будешь сопротивляться,— смерть! Будешь молить о пощад? — смерть! Куда ты ни взглянешь: направо, нал?во, впередъ, назадъ, вверхъ, внизъ, всюду — смерть! Ты не только вн? закона, ты вн? челов?чества. Ни возрастъ, ни полъ не спасутъ ни тебя, ни твоихъ. Ты умрешь, но раньше ты насладишься агоніей твоей жены, сестры, матери, дочерей, сыновей, младенцевъ, взятыхъ изъ колыбели! На твоихъ глазахъ будутъ вытаскивать раненыхъ изъ госпиталей, рубить ихъ шашками, добивать ружейными прикладами. Ты увидишь, какъ твоихъ братьевъ, обезум?вшихъ отъ боли, будутъ тащить за сломанную ногу и окровавленную руку и бросать въ канавы, какъ кучу нечистотъ.
„Смерть! Смерть! Смерть!”
А посл? дикихъ оргій и надругательствъ надъ грудами труповъ, посл? массоваго истребленія — месть! месть самая мелочная и отвратительная: плети, кандалы, каторга, нищета, оскорбленія, голодъ и вс? самыя утонченныя проявленія безумной жестокости!
Забудетъ-ли народъ вс? эти ужасы?
„Подавленная, но не поб?жденная”, Коммуна возрождается сегодня. Возрождается она, не какъ мечта поб?жденныхъ, ласкающихъ въ своемъ воображеніи красивый миражъ, — н?тъ! Коммуна стала опред?ленной и близкой ц?лью наступающей революціи; эта идея проникла въ массы, стала ихъ лозунгомъ, объединила вс? народы подъ однимъ знаменемъ.
Мы в?римъ, что наше покол?ніе совершитъ
Десять л?тъ прошло съ т?хъ поръ, какъ парижскій народъ, низвергнувъ правительство предателей, захватившихъ власть въ день паденія Имперіи, учредилъ Коммуну и провозгласилъ свою полную независимость[8]. И все же этотъ день остался самымъ св?тлымъ въ воспоминаніи народа, все же къ нему обращены наши взоры и надежды. Годовщину 18 марта 1871 года предлагаютъ другъ другу торжественно праздновать пролетаріи Стараго и Новаго Св?та. Завтра вечеромъ сотни тысячъ сердецъ будутъ биться въ унисонъ при воспоминаніи о см?ломъ возстаніи парижскаго пролетаріата; рабочіе Европы, Соединенныхъ Штатовъ и Южной Америки протянутъ другъ другу руки черезъ границы и океаны.
Идея, за которую французскій пролетаріатъ проливалъ кровь въ Париж? и долгіе годы страдалъ на берегахъ Новой Каледоніи, — одна изъ т?хъ необъятныхъ революціонныхъ идей, которыя несутъ въ изгибахъ своего знамени вс? стремленія народовъ, идущихъ къ освобожденію.
Конечно, если мы ограничимся разсмотр?ніемъ реальныхъ и осязательныхъ фактовъ, сопровождавшихъ Парижскую Коммуну, мы придемъ къ заключенію, что эта идея недостаточно обширна, что она охватила лишь минимальную часть революціонной программы. Но если мы проникнемся настроеніемъ, вдохновлявшимъ 17 марта народныя массы, если мы оц?нимъ стремленія, пытавшіяся пробиться наружу и задавленныя грудами труповъ, — мы поймемъ все значеніе этого возстанія и разд?лимъ симпатіи къ нему рабочихъ массъ всего міра. Коммуна привлекаетъ и вдохновляетъ не т?мъ, что она сд?лала, а т?мъ, что она об?щаетъ дать въ скоромъ будущемъ челов?честву.
Откуда эта неодолимая сила движенія 1871 года, притягивающая къ себ? симпатіи вс?хъ угнетенныхъ? Почему идея Парижской Коммуны такъ привлекательна для пролетаріевъ вс?хъ странъ, вс?хъ національностей?
