установить – я думаю, он говорил с вами об этом – единственное, что пили все: и ребенок, и родители – молоко. Конечно, наркотик не обязательно был в молоке, но очень похоже.

– Да, – сказала Лисса. Она все еще находилась в состоянии полной расслабленности, но выражение лица изменилось, она смотрела на него внимательно, даже настороженно.

– Кто мог подмешать наркотик в молоко? – спросил Роджер. – Мы выяснили, после вашего отъезда больше никто не заходил. Соседи никого не видели. Это, конечно, не окончательное заключение, но существенное свидетельство. Никакого разговора о посетителях не было. Или были?

Она покачала головой.

– Помните, что я сыщик, – сказал спокойно Роджер.

– Да, – ответила она без улыбки, – и сыщик думает, что наркотик в молоко подмешала я.

– Он знает, что вы могли это сделать, – сказал Роджер многозначительно, – но не знает, сделали ли вы это. Если бы он был уверен в этом, ему бы были непонятны мотивы. Главная беда в том, что он не может с уверенностью сказать, кто еще имел такую возможность. Вы можете ему помочь?

Лисса опустила ноги на траву и мягко оттолкнула кресло, которое закачалось взад-вперед. Вокруг царило спокойствие, из дома не доносилось ни звука. Шипение воды, разбрызгиваемой из увлажнителя, сливалось со звоном комаров и мух. На некоторое время Роджер тоже поддался этому покою. Его часами терзали опасения, и теперь он почувствовал облегчение – игра пошла в открытую. Он сказал ей, что между ними ничего не может быть кроме недолгого, ни к чему не обязывающего союза, который никогда не перейдет в прочную связь. Она согласилась. Он думал, она знает, что у него на уме: отчаянное желание уберечь ее, защитить.

– Нет, – сказала она тихим голосом. – Я не могу помочь, Роджер.

– Необходимо найти, кто имел такую возможность.

– Вы думаете, Марино тоже сомневается?

– Я не вижу, как он может этого избежать. – Роджер подошел и сел рядом с ней.

Она внезапно отвернулась и махнула рукой. Он сказал с угрозой в голосе, с досадой:

– Не делайте ошибки, Лисса. Вы находитесь под вполне естественным подозрением. Имеются существенные свидетельства, что в посольстве также происходит утечка информации. Та, другая сторона подсунула мне снотворное всего спустя час после прибытия в Нью-Йорк. Так что утечка есть. Марино не слепой. Вы знали, когда я прибуду и где остановлюсь?

Она молча кивнула.

Роджер резко спросил:

– Вы были здесь, когда Рики подарили золотой медальон с его именем?

Она кивнула, но выглядела смущенной.

– Он уронил его около плавательного бассейна, – сказала она. – Он помялся с одной стороны, но не сильно, а Рики так расстроился, что заплакал. Я помню, Белле успокаивала его: она говорила, что теперь другого такого уже ни у кого не будет – с такой особенной вмятинкой.

– А кто еще там был?

Она смотрела на него, неловко повернув голову. Плечи их соприкасались.

– Дэвид приехал в отпуск на месяц, на следующий день мы отправлялись в Лондон – Дэвид и я. Был еще Карл Фишер. Мы все сидели у бассейна. Рики учился плавать. Слуги были, конечно.

Впервые с тех пор, как он начал допрос, она улыбнулась:

– Не забудьте про слуг, Роджер.

– А был кто-нибудь из них около бассейна?

– Рики мог сказать своей няне, что уронил медальон.

– Но рядом никого не было?

– Нет.

– Дэвид и Белле, вы и Карл Фишер. Лисса, все это становится весьма существенным. Дело слишком серьезное, чтобы относиться к нему легко. Кто еще был в тот день?

Она отвернулась и посмотрела на бассейн. Заходящее солнце залило золотом голубую воду. Лисса выглядела очень эффектно, и поворот ее головы надолго сохранился в памяти Роджера.

Она нахмурилась и, обернувшись, произнесла:

– Да, Эд Пуллинджер.

– Вы уверены?

– Эд пришел позже, – уточнила она. – Он принес некоторые письма для служащих посольства. Он не плавал, но находился здесь, когда Рики уронил медальон.

– Я думаю, Эд нарывается на слежку, – сказал Роджер, нахмурившись. – Эд Пуллинджер, Фишер и вы – трое подозреваемых. Лисса, не вбивайте себе в голову глупых мыслей, что нужно кого-то оградить или что вы находитесь вне подозрений. Если есть что-то такое в вашей памяти, что вы можете показать на Эда или Фишера пальцем, покажите, пригвоздите их. Пока не поздно. Они могут раздавить вас.

– Вы плохой детектив, – сказала Лисса. – Вы должны все это держать при себе.

Она внезапно схватила его за руку и потянула:

– Пошли в дом.

Они медленно шли рядом и, дойдя до лестницы, она сказала:

– Роджер, благодарю вас, но я ничего не подмешивала в молоко.

Глаза у нее внезапно повеселели, и она убежала вверх по лестнице.

За ужином царило хрупкое оживление. За столом сидели Дэвид и Белле Шоуны, Фишер и Лисса с Роджером. Иногда Белле заговаривала о Рики, будто наконец уверилась, что его возвращение – только вопрос времени.

– Как хорошо, что он не пострадал, – говорила она в сотый раз, с наигранным оживлением и с сияющей улыбкой глядя на Роджера.

Шоун говорил мало. Огонь в его глазах потух и, казалось, он с трудом сохраняет бодрость. Фишер после сна выглядел свежим. Все находились в напряженном ожидании, которое могло внезапно закончиться, а могло и растянуться. Сохранит ли Белле в этом случае с таким трудом достигнутое спокойствие? Роджер следил за ней внимательнее, чем за другими, но присматривался и к Фишеру. Если бы дело было в Англии, он бы имел, где покопаться. Особенно по поводу Эда Пуллинджера. Лисса сообщила ему о подозрениях в отношении Фишера и Пуллинджера, но дальше этого не пошла.

Она сидела в просторной гостиной, когда Фишер сказал:

– Я здесь просто доктор, но советовал бы всем пораньше лечь, включая и самого доктора. Дэвид, вы должны отправиться спать немедленно.

– Это я могу, – согласился тот.

– Дорогой, давай пораньше пойдем спать, – сказала Белле и сжала ему руку. – Я так долго не давала тебе заснуть. Если ты заболеешь, я буду винить в этом себя. Вы ничего не имеете против? – произнесла она устало, вставая с места.

Было чуть больше девяти.

В десять Роджер выглянул из окна своей спальни. Ночь и звездное небо навевали мысли о сладости свиданий. Он чувствовал какую-то бодрость и знал, что не заснет. Покой был нереальным, неестественным. Прошлой ночью в это время он находился по дороге к дому Вебстера, где начались его тяжкие испытания, завершившиеся на берегу озера. Сейчас казалось, будто опасность отодвинулась на миллион миль, хотя могла скрываться за каждым углом, за каждым окном. У него был пистолет, который дал ему Фишер. Сунув его в карман, – он уже привык таскать его и не находил это странным, – Роджер вышел из комнаты и через спящий дом пошел к входу. Слуги ложились спать рано. Они спали в другом крыле. Он открыл запертую дверь, вышел на веранду и медленно сошел по ступенькам. Он не мог уйти далеко. Если за домом следили, то открытая дверь – большой соблазн, она должна оставаться на виду. Было прохладно, но не холодно, как в Англии в летнюю ночную пору. Трава под ногами жестко шуршала. Шипение разбрызгивателя смолкло. Он ходил взад и вперед. Черные тени деревьев казались более резкими, чем предыдущей ночью.

Он никого не видел и ничего не слышал.

Он провел на воздухе полчаса, затем вернулся в дом. Закрыв на засов входную дверь, он поднялся наверх. Скользящая дверь на лестничной площадке вела в его комнату – большую, просторную,