посуду фирмы «Цептер» и тефлоновые сковородки, пробитые насквозь. — А гундят — ковыряйте только деревянной лопаточкой…
Внимание привлек электрический котел, корпус которого пострадал больше всего.
Именно такой котел, забираясь внутрь, приходилось ему драить на «учебке». В котле варили кашу под кодовым названием «кирза». Она и пахла, как поношенные сапоги. А, может, потому и пахла, что в котел залезали в сапогах.
— Проверь, — раздался позади приказ, и человек в шапочке-маске оглянулся на мужчину в добротном синем костюме и в точно такой-же шапочке-маске на голове.
— Проверь, — повторил мужчина в костюме и без оружия, — не прячется ли кто-нибудь здесь.
— Если бы и прятался, — хмыкнул воин.
— Все равно проверь, — приказал тот.
Мужчина в синем костюме вызывал у воина уважение. Он был заказчиком, он оплачивал работу пушечного мяса, и мог бы отсиживаться в розовой спальне. Но нет, он разгуливал по простреливаемому зданию, как будто плевать хотел на смерть.
— Здесь никого нет, — ударом ноги воин отбросил в сторону сваленную на полу посуду и заглянул под стол. — И здесь никого нет, — наигранно повторил он, распахивая дверцы шкафа, пробитые осколками. — И здесь никого нет, — он поднял вверх ствол автоматического оружия и, выстрелив, продырявил в нескольких местах жестяной вентиляционный короб. — Чисто.
Мужчина в дверях указал взглядом на электрический котел.
— И здесь, — воин поднял крышку, заглянул внутрь… и встретился взглядом с женщиной.
Она забралась туда, подтянув коленки к груди, и с ужасом смотрела на нависшего над ней воина в маске.
— И здесь никого нет, — спокойным голосом сообщил воин и захлопнул крышку обратно.
Убивать мужчин — это естественно, считал он, так задумано природой, самцы должны друг друга уничтожать.
Убивать женщин — извращение.
Воин презирал извращенцев…
— Так-таки никого и нет? — усмехнулся мужчина в синем костюме и шагнул вперед…
— Ники, — прошептал Николай, они вместе втиснулись в какой-то шкафчик, где хранился пожарный шланг и дряхлый огнетушитель, — теперь, когда мы стали так близки, кстати, убери локоть, он мне дышать мешает, так вот, теперь разъясни мне про «ключик». Про ключик к тому чемодану с бабками.
— Представь, я оказался посреди Альп…
— Уже представил, — вздохнул Николай.
— С документами этого, как его, двойника, и без копейки денег. Ну, то есть, копейки были…
— Альпийское нищенство — святое дело.
— В общем, понищенствовал и попал в госпиталь. В больницу, с переломами всех костей…
— Всех? И даже… — Николай округлил глаза.
— Везунчик…
— Смотря с какой стороны посмотреть…
— Короче, там меня и нашел юрист.
— Что еще за Юрист. Это какая-то бандитская кличка?
— Мой двойник создал фирму в Лихтенштейне, и швейцарского юриста назначил распорядителем. Юрист узнал, что я… то есть, он решил, что мой двойник, попал в больницу. Ведь я пользовался документами того типа. Перепутал Юрист, понимаешь? И, принимая меня за своего клиента, говорил со мной о всяких делах. В том числе и о чемодане, который мой двойник оставил в аэропорту.
— Чемодане с деньгами?
— Теперь все деньги, что находились в «забытом» чемодане, лежат на депозитарии в банке Цюриха. Стоит только предъявить свои права и забрать их в любой момент.
— Ты же не собираешься их прикарманить, — приторно заботливо поинтересовался Николай. — Это было бы равносильно самоубийству.
— Вот именно. Я ведь понимаю, что эти деньги принадлежат мафии.
— Красиво звучит —
— Вроде как —
— А Интерпол? Ты бы мог обратиться в Интерпол, — с энтузиазмом предложил Николай.
— У меня в детстве черепаха была, ее Интерполом звали. Любила забираться под диван. Между полом и диваном, догадался, почему там прозвали?
— Значит…
— Я кое-что придумал. У меня было время подумать… Понимаешь, багаж записан на мое имя. В том смысле, что на имя двойника. Но ведь теперь я — вместо него. И он мне принадлежит, по швейцарскому закону, только мне, живому или мертвому. Тогда я составил завещание… — и он поманил пальцем Николая, собираясь сообщить ему что-то по секрету.
— Ну? — Николай с опаской приблизил ухо к его губам.
Ники долго шептал, и один раз закашлялся.
— То есть, все достанется твоему наследнику?! — вдруг воскликнул Николай.
— Моему генетическому наследнику, — Ники самодовольно улыбнулся. — Я зарегистрировал свое ДНК, соблюдя все формальности.
— Иными словами, ты не стал брать чемодан с валютой, а решил оставить его в наследство какому- нибудь родственнику?
— У меня нет родственников. Ни единого.
— Тогда…
— Есть только двойник.
— Но… У него ведь другое ДНК. Если, конечно, вы не близнецы, — тут он засмеялся.
— Не-ет, — протянул Ники, — Мы даже не однофамильцы.
— Тогда…
— Все дело в разнице технического оснащения.
— А конкретнее?
— Как опознают труп? — Смутно, но представляю. Родственники там, фото на документах…
— Вот именно! — Ники щелкнул пальцами. — Мне нужно было только разыскать двойника… — он замялся, — живого или мертвого. Лучше, конечно, мертвого.
Установить, так сказать, факт смерти человека, чьими документами я пользуюсь, и кто, по документам, является владельцем денег…
— Нет документа, нет и человека, как справедливо утверждал писатель Булгаков, а я осмелюсь возразить — если есть документ, под него всегда можно подобрать человека, или то, что осталось… — Николай глубокомысленно потер лоб, — Бандиты, у которых «завис» чемодан с баксами, оказались бы с носом. Им некого стало бы разыскивать в связи с кончиной курьера. А потом, через какое-то время, ты бы тихонечко заявился в Цюрих, сдал мочу на анализ и доказал бы, что являешься ближайшим родственником погибшего владельца багажа. Скорее всего — близнецом. Ну и хитрец!
— Ну почему обязательно — мочу? — обиделся Ники.
— Но для этого надо было разыскать двойника, то есть, настоящего владельца чемодана. И для этого понадобилось нанять тупого сыщика вроде меня? Такой глупый сыщик, как я, нашел бы похожего человека… Тебе ведь подошел бы любой человек, главное, чтобы его труп обнаружили в квартире… В квартире, которая принадлежит двойнику? Вернее, подлиннику, ты ведь всего навсего копия, Ники? Ксерокс. Тут уж ментам голову ломать не пришлось бы. Есть труп по месту жительства. Ясное дело, труп принадлежит тому же, чье и жительство. Тебе ведь подошел бы любой труп, верно. Даже не похожий? Можно было бы устроить пожар… Или, в крайнем случае, отрезать голову. А голову спрятать… Теперь я