Орэнна осталась в живых, Камабан победил, и Рэтэррин получит храм.

Скатэл не знал, что делать с Орэнной, она прошла священной тропой в костёр и осталась в живых, а такого никогда не случалось. Первым желанием Скатэла было убить её, Керевал хотел взять её себе в жёны, но Камабан, чей авторитет в Сэрмэннине теперь стал непререкаемым, решил, что её нужно отпустить.

— Эрэк сохранил ей жизнь, — сказал он племени, — это означает, что он должен как-то использовать её. Если мы убьём её, или насильно выдадим замуж, мы бросим вызов самому Эрэку!

И Орэнна ушла на север, где жила её семья, и провела там всю зиму, но весной она вернулась на юг, и привела с собой двух братьев.

Трое спустились вниз по реке в лодке, сделанной из ивовых прутьев, сплетённых в виде чаши и обтянутых кожей. Орэнна была одета в оленьи шкуры, а её золотистые волосы были завязаны на затылке. Она сошла на берег в селении Керевала вечером. Заходящее солнце освещало её лицо, когда она шла между хижинами, где люди шарахались от неё. Кто-то до сих пор считал её богиней, а кто-то думал, что отказ Эрэка вселил в нее злой дух. Все опасались её могущества.

Она заглянула в хижину Хэрэгга. Сабан внутри был один, высекая из кремня наконечники для стрел. Он любил это занятие, ему нравилось видеть, как острые осколки откалываются от кусков грубого камня. Но затем свет, при котором он работал, заслонили, и раздражённо подняв глаза, он не узнал Орэнну на фоне входа.

— Хэрэгга нет, — сказал он.

— Я пришла повидать тебя, — ответила Орэнна, и в этот момент Сабан узнал её, и его сердце так заколотилось, что он не смог произнести ни слова. Он мечтал вновь увидеть её, но опасался, что это никогда не случится, а теперь она пришла сама. Низко пригнувшись, она вошла в хижину и села напротив него, а два её брата присели на корточках снаружи.

— Я молилась Эрэку, — торжественно сказала она, — и он приказал мне помочь тебе перевезти храм. Это мой долг.

— Твой долг? Передвигать камни? — Сабан улыбнулся.

— Быть с тобой, — сказала Орэнна, и с тревогой взглянула на него, словно он мог отказаться от неё.

Сабан не знал, что сказать.

— Быть со мной? — взволнованно спросил он, желая уточнить, что она имеет в виду.

— Если ты захочешь этого, — сказала она и покраснела, хотя в хижине было слишком темно, чтобы Сабан мог увидеть это. — Я молилась Эрэку всю прошедшую зиму, — продолжила она тихим голосом, — и я спрашивала его, почему он отказался от меня. Почему он наслал позор на мою семью? И я говорила с нашим жрецом, он дал мне выпить чашу напитка, и я увидела потрясающее видение, и Эрэк сказал мне, что я буду матерью хранителей его нового храма в Рэтэррине.

— Ты станешь матерью? — спросил Сабан, не смея поверить в то, что она предложила с таким спокойным видом.

— Если ты захочешь меня, — смиренно сказала она.

— Я мечтал только об этом, — признался Сабан.

Орэнна улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она, — тогда я буду с тобой, а мои братья помогут тебе перевезти камни.

Она объяснила, что её братья, Каддан и Макин, привыкли приносить большие куски скал с расщепленных горных вершин в низины, где их разбивали и превращали головки для топоров.

— А я слышала, — продолжила она серьёзно, — что ты считаешь трудным передвинуть камни?

Так думал не Сабан, а Хэрэгг, потому что Керевал возложил на него ответственность за перемещение камней храма, и гигант, казалось, был поставлен в тупик. Всё предыдущие лето и осень он провёл путешествуя между храмом Скатэла и селением Керевала, и до сих пор не решил как можно переместить камни, или, вообще, можно ли их двинуть с места. Он был обеспокоен этой задачей, выслушивал советы, и не мог ни на что решиться. Льюэдд и Сабан были уверены, что они знают, как это можно сделать, но Хэрэгг слишком боялся принять их совет.

— Это можно сделать, — сказал Сабан Орэнне, — но только если Хэрэгг доверит это Льюэдду и мне.

— Я постараюсь убедить его поверить вам, — сказала Орэнна. — Я расскажу ему о своём видении, и он подчинится воле бога.

Возвращение Орэнны расстроило жрецов, так как они опасались, что её влияние будет соперничать с их властью, поэтому Сабан построил для неё хижину на другом берегу реки ближе к морю. Они с Орэнной поселились там, и люди приходили со всего Сэрмэннина, и даже с мест, расположенных у его границ, для общения с ней. Рыбаки приводили свои лодки для её благословения, а бесплодные женщины просили, чтобы им даровали детей. Орэнна отрицала своё могущество, но они всё равно приходили, а некоторые даже построили свои собственные хижины неподалёку от её хижины, пока это место не стало известно под названием селение Орэнны. Льюэдд, копьеносец, который был сыном рыбака, тоже вместе с женой поселился здесь, и братья Орэнны поставили свои дома рядом с ним, и тоже привели с собой своих жён. Также пришли Хэрэгг и Каган. Хэрэгг почтительно поклонился Орэнне, и казалось, облегчённо вздохнул, когда она сообщила ему о том, что Эрэк приказал, что Сабан и Льюэдд должны передвигать камни храма.

— Мои братья спустят камни вниз с гор, Сабан построит лодки, чтобы перевозить камни, а Льюэдд поведёт лодки в Рэтэррин.

Хэрэгг согласился с Орэнной и присоединился к Камабану, который путешествовал по всему Сэрмэннину и рассказывал о своём прекрасном видении, так как для передвижения камней понадобится помощь всего племени, и ему удалось убедить всех. «Вначале времён, — говорил Камабан, — боги вместе кружились в танце, а люди Земли жили под их счастливой сенью, однако мужчины и женщины начали любить богиню луны и богиню земли больше, чем самого Эрэка, и Эрэк перестал танцевать. И если Эрэка удастся вернуть обратно, прежнее счастье вернётся. Больше не будет зимы, не будет болезней, и не будет сирот, рыдающих в темноте». Хэрэгг рассказывал о том же, и эти обещания были приняты с восхищением и надеждой. Всего за один год угрюмое противодействие передаче храма превратилось в пламенную поддержку.

Но одно дело было убедить людей Керевала отправить камни, а другое дело быть уверенным, что Ленгар примет храм, и поэтому Скатэл, ставший теперь верным соратником Камабана, весной отправился в Рэтэррин.

— Скажи Ленгару, что храм, который мы посылаем ему, это храм войны, — наставлял Камабан главного жреца.

— Но это не так! — протестовал Скатэл.

— Но если он поверит, что это храм войны, — настойчиво объяснял Камабан, — ему очень захочется заполучить его. Скажи ему, что если он обменяет золото на камни, это дарует непобедимость его воинам. Скажи ему, что это сделает его величайшим военачальником во всём мире. Скажи ему, что песни о его доблести будут веками передаваться из уст в уста.

Скатэл рассказал всё это Ленгару, а тот проникся таким благоговением перед высоким худым жрецом и перед его обещаниями непобедимости, что сразу же уступил полдюжины маленьких ромбиков, хотя и ничего не рассказал о тех, которые похитила Дирэввин.

Когда Скатэл вернулся из Рэтэррина, он привёл с собой Мерета, сына Галета, в помощь Сабану. Мерет был на год младше Сабана, и унаследовал силу и знания своего отца. Он мог строгать лес, поднимать камни, устанавливать деревянные столбы для храмов, обтёсывать кремень, и всё это он делал со сноровкой, скоростью и мастерством. Так же как и у его отца, у него были сильные руки и благородное сердце. Однако когда он пришёл в Сэрмэннин, на сердце у него лежало тяжкой ношей известие о смерти матери Сабана.

Сабан рыдал, слушая рассказ Мерета о том, как они отнесли её тело в Место Смерти.

— Мы разбили чаши для неё в храме Лаханны, — сказал Мерет. — Ленгар хочет сровнять с землёй этот храм.