– Мне придется уточнить даты, но несколько недель назад, еще в марте, Анхель выполнял для меня кое-какую работу по другому делу. Поручение было связано с одним из моих клиентов, который дал показания против наркодилера. Анхель сделал несколько звонков, помог установить личность того типа. Впоследствии я слышал, что тот человек – колумбиец и был прочно связан с наркомафией. У него могли быть дружки…

Я умолк, предоставляя им самим домыслить дальнейшее.

– Ну, не знаю, – вздохнул Лэнкфорд. – Тут все проделано чисто. Не похоже на убийство из мести: ни перерезанного горла, ни отрезанного языка. Всего один выстрел да обыскали кабинет. Что могли искать подручные наркодилера?

Я пожал плечами:

– Вероятно, имя того моего клиента. Судебная сделка, которой я добился, предполагала сохранение его имени в тайне.

Лэнкфорд задумчиво покивал головой.

– Как зовут клиента?

– Я не могу вам ответить. Привилегия конфиденциальности во взаимоотношениях между адвокатом и клиентом.

– Прекрасно, вот мы и столкнулись с ерундой. Как прикажете расследовать дело, если мы даже не знаем имени вашего клиента? Вас не заботит, что ваш друг лежит здесь на полу с куском свинца в сердце?

– Конечно, заботит. По-моему, я тут единственный, кого это заботит по-настоящему. Но я также связан профессиональными правилами и правовой этикой.

– Ваш клиент может находиться под угрозой.

– Мой клиент в безопасности. Мой клиент за решеткой.

– Это ведь женщина? – вставила Собел. – Вы постоянно говорите «клиент», избегая слов «он» или «она».

– Мы сейчас беседуем не о моем клиенте. Если вам нужно имя дилера, то это Гектор Арранде Мойя. Он в федеральной тюрьме. Как я понимаю, обвинение предъявила администрация по контролю за применением законов о наркотиках, отделение в Сан-Диего. Это все, что я могу вам сообщить.

Собел занесла все это в блокнот. Хотелось верить, что я накидал им довольно информации, чтобы увести в сторону от дела Руле и от гомосексуального аспекта.

– Мистер Холлер, вы когда-нибудь бывали в кабинете мистера Левина? – спросила Собел.

– Неоднократно. Правда, в последний раз уже несколько месяцев назад.

– Вы не возражаете пройти с нами в ту комнату? Может, обнаружите что-нибудь из ряда вон выходящее или заметите, чего не хватает.

– Он еще там?

– Жертва? Да, он на том же месте, где его нашли.

Я кивнул. Я не был уверен, что хочу видеть мертвого Анхеля Левина. Внезапно я почувствовал, что обязан увидеть его и должен сохранить в памяти это зрелище. Оно понадобится, чтобы подпитывать то мое решение и мой план.

– Ладно, я пойду.

– Тогда наденьте вот это и не прикасайтесь ни к чему, пока будете там находиться, – велел Лэнкфорд. – Следственные действия на месте преступления не закончены.

Он достал из кармана сложенную пару бумажных бахил. Я присел на кушетку и надел их. Потом последовал за сыщиками по коридору в комнату, где находился убитый.

Тело Анхеля Левина оставалось в том же положении, в каком его обнаружили. Он лежал ничком на полу, с лицом, повернутым вправо, с открытыми ртом и глазами. В неудобной, неуклюжей позе: одно бедро выше другого, руки под телом. Судя по всему, Анхель Левин упал с вертящегося стула, который сейчас стоял позади него.

Я немедленно пожалел о своем решении войти в эту комнату. Вдруг сообразил, что этот последний, финальный взгляд на лицо Анхеля вытеснит у меня все остальные его образы. Мне придется постараться забыть его, чтобы не пришлось больше глядеть мысленным взором в эти мертвые глаза.

Вот так же было и с моим отцом. Мое единственное воспоминание связано с образом мужчины на кровати. Он был лучшим из лучших и был изничтожен раком. Все остальные зрительные образы своего отца, которые я хранил, являлись фальшивыми. Это фотографии из книг о нем, которые я прочитал.

В комнате работали несколько человек: эксперты-криминалисты и люди из ведомства судмедэксперта. Очевидно, на моем лице отразились ужас и отвращение.

– Знаете, почему мы не можем прикрыть труп? – обратился ко мне Лэнкфорд, заметив мое состояние. – Из-за таких, как вы. Из-за О. Джея. Так называемое перемещение улик. То, на что вы, адвокаты, любите набрасываться. Так что больше никаких закрывающих тело простыней. Пока мы не унесем его отсюда.

Я промолчал. Он прав.

– Не могли бы вы подойти к письменному столу и сказать нам, не замечаете ли чего-то необычного? – спросила Собел, явно испытывая ко мне сочувствие.

Я был благодарен за то, что меня попросили это сделать, потому что в этом случае я мог не смотреть на тело. Я шагнул к столу, представлявшему собой соединение трех рабочих столов с ящиками и отделениями, которое образовывало изгиб, соотносящийся с углом комнаты. Мебель, насколько я помнил, была из «ИКЕА» в близлежащем Бербанке. Простота и функциональность, никакой роскоши. Помещавшаяся в углу центральная секция оснащена компьютером и выдвижным лотком для клавиатуры. Два других стола по бокам представляли собой идентичные друг другу рабочие поверхности, и, вероятно, Левин использовал их, чтобы держать отдельно материалы по разным расследованиям.

Я прилип взором к компьютеру, потому что меня интересовало, какую информацию добавил Левин в электронное досье Руле. Моя заинтересованность не укрылась от Собел.

– У нас нет специалиста-компьютерщика, – произнесла она. – Очень маленький отдел. К нам приходит в помощь человек из ведомства шерифа, но, по-моему, жесткий диск был вынут.

Она указала авторучкой под стол, где системный блок компьютера хоть и стоял вертикально, но одна сторона его пластмассового кожуха была снята и приткнута рядом, с задней стороны.

– Скорее всего, для нас там ничего не окажется, – добавила она. – Что вы скажете насчет столов?

Я окинул взглядом стол слева от компьютера. Бумаги и папки разбросаны как попало. Я посмотрел на ярлыки и узнал имена.

– Некоторые из них – мои клиенты, но все это старые дела.

– Эти папки, наверное, попали сюда из картотеки в стенном шкафу, – предположила Собел. – Убийца мог вывалить их на стол, чтобы сбить нас с толку. Скрыть то, что он в действительности искал или унес. А вон тот стол?

Мы переместились к столу справа от компьютера. Здесь уже не было такого беспорядка. На столе ежедневник, в котором Левин вел текущий счет своих рабочих часов и отмечал, на какого именно адвоката трудился в тот или иной момент. Я просмотрел записи и увидел свое имя, которое бесчисленное множество раз повторялось последние пять недель. Подтверждаюсь сказанное детективами: в последнее время Левин практически полностью работал на меня.

– Не знаю, – сказал я. – Не знаю, что искать. Не вижу ничего, что помогло бы.

– Что ж, от большинства адвокатов и того меньше проку, – пробурчал у меня за спиной Лэнкфорд.

Я не стал защищать себя. Сыщик находился возле трупа, и я не хотел видеть, что он с ним делает. Я протянул руку к настольной вертящейся картотечке – просто чтобы посмотреть имена на карточках.

– Не трогайте! – воскликнула Собел.

Я отдернул руку.

– Извините. Просто хотел взглянуть на имена. Я не…

Я чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, что сделать и сказать, был сбит с толку. Хотелось уйти и выпить чего-нибудь. У меня возникло ощущение, что вожделенный лакомый «доджерс-дог», еще