Минтон выглядел подавленным и разбитым. Его, сидящего возле Смитсона, можно было принять за подсудимого рядом со своим адвокатом. Выражением лица он уж точно напоминал обвиняемого.

Полицейского детектива Буккера в зале не было, и я задавался вопросом, на службе он или еще где; а может, просто никто не озаботился позвонить ему и сообщить плохие новости.

Я оглянулся на большие часы на задней стене, одновременно пробежав взглядом по галерке. Экран для минтоновской презентации с привлечением новейших технологий унесли, что тоже было весьма демонстративно. Я увидел Собел в заднем ряду, но ни ее партнер, ни Керлен так и не появились. Простые зрители тоже отсутствовали, кроме Доббса и Виндзор, но они не в счет. Пустовал и ряд, зарезервированный для прессы. Средства массовой информации так и остались в неведении. Вместо «Лос-Анджелес таймс» я предпочел вести дела со Смитсоном.

Судебный пристав Михан потребовал от присутствующих внимания, и судья Фулбрайт торжественно прошествовала на свое место. Над нашими столами разнесся аромат сирени. Можно было догадаться, что перед этим она выкурила там, у себя, сигарету или две и щедро полилась духами для маскировки.

– Как я поняла из слов своего секретаря, в деле «Народ штата против Льюиса Росса Руле» достигнут определенный прогресс.

Минтон встал:

– Да, ваша честь.

Он замолчал, словно не мог заставить себя говорить дальше.

– Ну так что, мистер Минтон? Вы собираетесь переслать мне новости телепатически?

– Нет, ваша честь.

Минтон опустил глаза на сидящего Смитсона и получил от него отмашку.

– Штат заявляет ходатайство о прекращении дела против Льюиса Росса Руле, отказавшись от всех обвинений.

Фулбрайт кивнула, точно ожидала подобного поворота. Я услышал, как кто-то позади меня резко втянул воздух, и догадался, что это Мэри Виндзор. Она знала, что должно было произойти, однако сдерживала чувства, пока самолично не услышала желанную весть в зале суда.

– Имеется в виду отклонить иск с преюдицией или без? – спросила судья.

– Отклонить с преюдицией.[44]

– Вы уверены, мистер Минтон? Ведь это означает: без всяких повторных претензий со стороны штата.

– Да, ваша честь, я знаю, – произнес Минтон с оттенком раздражения, досадуя, что судье пожелалось толковать ему закон.

Фулбрайт записала что-то, затем опять посмотрела на Минтона.

– Уверена, для занесения в протокол штату требуется представить какое-то объяснение такому ходатайству. Мы долго отбирали присяжных и более двух дней слушали показания свидетелей. Почему штат решил пойти на подобный шаг на данном этапе, мистер Минтон?

С места поднялся Смитсон, высокий и худой, с бледным лицом. Он являл собой типичный образчик прокурора. Никто не хочет видеть окружным прокурором человека тучного, а именно этот пост Джон Смитсон надеялся в один прекрасный день занять. На нем был серый костюм, а также его, так сказать, фирменный логотип: красно-коричневого цвета галстук-бабочка в комплекте с таким же носовым платком, выглядывающим из нагрудного кармана. Среди юристов шла молва, будто консультант по политическим вопросам посоветовал ему начать выстраивать себе узнаваемый медиаимидж – с тем чтобы, когда настанет предвыборная гонка, избиратели чувствовали, что уже знают его. Нынешняя ситуация была единственной, когда он не хотел, чтобы СМИ донесли его образ до избирателей.

– Позвольте мне, ваша честь, – сказал он.

– Отметьте в протоколе появление помощника окружного прокурора Джона Смитсона, главы ван- нуйсского отделения. Добро пожаловать, Джон.

– Судья Фулбрайт, я пришел к выводу, что в интересах правосудия обвинения против мистера Рулета должны быть сняты.

Фамилию Руле он произнес неправильно.

– Это все объяснения, которые вы можете представить, Джон? – осведомилась судья.

Смитсон взял паузу для обдумывания, прежде чем ответить. Поскольку в зале не присутствовали репортеры, протокол заседания опубликуют и его слова позднее станут достоянием гласности.

– Судья, до меня дошли сведения, будто имелись процессуальные нарушения в ходе следствия и последующего судебного преследования. Деятельность представляемого мной ведомства зиждется на твердой вере в моральную чистоту нашей системы правосудия. Я лично стою на страже этого необходимого атрибута в ван-нуйсском отделении и отношусь к этому очень, очень серьезно. Таким образом, для нас предпочтительнее прекратить дело, чем видеть, как правосудие подвергается компрометации в какой-либо степени.

– Благодарю вас, мистер Смитсон. Было весьма ободряюще это услышать.

Судья сделала новую запись, а затем с высоты своего места обвела нас взглядом.

– Ходатайство штата удовлетворяется, – объявила она. – Все обвинения против Льюиса Руле снимаются окончательно. Мистер Руле, вы освобождаетесь от судебного преследования и свободны в своих передвижениях.

– Благодарю вас, ваша честь, – произнес я.

– Мы все еще ждем возвращения присяжных в час дня, – продолжила Фулбрайт. – Я соберу их и объясню, что дело разрешилось. Если кто-либо из вас, обвинитель и защитник, желает тоже прийти сюда в это время, я уверена, у них найдутся для вас вопросы. Тем не менее вам не обязательно возвращаться.

Я кивнул, но не сказал, что вернусь, потому что даже не собирался. Двенадцать человек, которые были столь важны для меня на протяжении минувшей недели, в один миг выпали из сферы внимания. Они были сейчас не более значимы для меня, чем водители, что едут мимо по автостраде в противоположную сторону. Они проехали и больше не занимают внимания.

Фулбрайт покинула судейскую скамью, и первым, кто вышел из зала суда, был Смитсон. Он не имел ничего сказать мне или Минтону. Его первейшая забота – дистанцироваться от прокурорской катастрофы. Я бросил взгляд на Минтона и увидел, что его лицо утратило всякие краски. Я сделал для себя вывод, что скоро увижу его фамилию в «Желтых страницах». Вряд ли его теперь оставят в ведомстве окружного прокурора, и придется ему примкнуть к рядам судебных адвокатов. Его первый судебный опыт в деле о фелонии дорого ему обошелся.

Руле стоял у ограждения, отделяющего суд от зрителей, и, перегнувшись через него, обнимал мать. Доббс поздравительным жестом положил руку ему на плечо, однако все же чувствовалось, что семейный адвокат еще не оправился после резкого упрека, полученного в коридоре от Виндзор.

Когда с объятиями было покончено, Руле обернулся и не без колебаний пожал мне руку.

– Я в вас не ошибся, – произнес он. – Знал, что вы тот, кто мне нужен.

– Хочу получить назад свой пистолет, – холодно промолвил я, не выражая радости от только что достигнутой победы.

– Понятно, что хотите.

Он опять отвернулся к матери. Несколько секунд я пребывал в нерешительности, затем вернулся к столу защиты, открыл портфель и стал убирать в него все материалы.

– Майкл! – окликнул меня кто-то сзади.

Оказалось, это Доббс протягивает мне руку через ограждение. Мне пришлось пожать ее.

– Отлично сработано! – воскликнул он, будто я нуждался в его похвалах. – Мы все очень высокого мнения о вашей работе.

– Спасибо за предоставленный шанс. Вы ведь вначале колебались в отношении меня.

Я был достаточно учтив, чтобы не упоминать вспышку Виндзор в коридоре и ее слова о том, что Доббс злословил за моей спиной.

– Только потому, что я вас не знал. А теперь знаю. Теперь знаю, кого рекомендовать своим клиентам.

– Спасибо. Но надеюсь, вы имеете дело с такими клиентами, которые не нуждаются в моих