сломал его, отбил чем-то тяжелым.

Я шагнул к памятнику, неосторожно ступив на сухую ветку. В кладбищенской тишине треск прозвучал, как выстрел, и я вздрогнул. Замер, прислушиваясь к тишине, хотя уже знал, кто ее нарушил. Осторожно продолжил путь, приблизился к памятнику, лучом фонарика осветил фигурку ангела и снова вздрогнул, чувствуя, как покрывается мурашками кожа вдоль позвоночника. Мало того, что крыло у херувима было отбито, маленькая его головка с мраморными кучеряшками была залита кровью. Грешным делом, я решил, что это кровоточит каменная рана. Но, собравшись духом, понял, что кровь принадлежала живому человеку. И крыло сбито не камнем или еще чем-то вроде того, а пулей.

Я даже мог сказать, что пуля пистолетная. Более того, из какого именно оружия она выпущена. Потому что ангел пострадал от моей руки. Стрелял я в человека, а попал в него. Но вместе с тем я, видимо, ранил и самого автоматчика – или пулей, или осколком крыла. Судя по высоте, с которой на памятник брызнула кровь, я мог отстрелить преступнику кусок уха.

Я обследовал памятник и пространство вокруг него. Имя Шепетько Владислава Федоровича мне ни о чем не говорило, временной промежуток, в котором он жил, тоже, поэтому я не стал особо рассматривать лицо на фото. Но тщательно осмотрел могильную плиту, палисадничек вокруг нее. Ошметок уха – если он был – я не обнаружил, зато нашел россыпь гильз от пистолета «макаров». Значит, автомат отпадал. Выходило, неизвестный вел огонь из пистолета-пулемета. Или «Бизон», или «ПП-93» – что конкретно, установят эксперты. А мне нужно было двигаться дальше, чтобы добраться до некоего Рыжего.

Его я нашел под кустом сирени между створкой распахнутых ворот и будкой из некрашеной вагонки. Вернее, сначала я нашел его пыльные туфли со стертыми каблуками и сбитыми носками. От них тянулись ноги в грязных и рваных не по моде джинсах, далее – задранная на животе клетчатая рубаха, затем простреленная голова под копной рыжих волос – жирных и грязных, похожих на паклю. И совсем не обязательно было слать запрос в небесную справочную, чтобы узнать, кто упокоил сторожа. Ясно, что Шрам со своей компанией постарался. И наверняка на обратном пути…

Я не видел Стеньку Разина вживую, да и с его портретами как-то не приходилось сталкиваться. Я не знал, как он выглядит, но в моем представлении он был сильной личностью с могучей статью и бунтарским духом, созвучной со знаменитой раскатисто-гудящей песней «Из-за острова на стрежень…». И еще я почему-то думал, что на него похож начальник нашего РОВД полковник Гнутьев, такой же буйный, грозный и рычащий.

Стенька Разин в свое время утопил персидскую княжну, а полковник Гнутьев топил меня, но не в реке, а в глазах моего непосредственного начальника майора Марцева.

– Ну и какого лешего его понесло на это чертово кладбище? – ревел он, примериваясь кулаком к столешнице, чтобы посильней и погромче опустить его.

На кладбище понесло только меня, Юрка здесь как бы и ни при чем. Впрочем, я и не думал оправдываться. Может, мертвые и не имут сраму, но валить вину на покойного друга я не мог. К тому же, как давно и не только мной замечено, начальство предпочитает живых стрелочников.

Гнутьев обращался к Марцеву, нарочно игнорируя меня. Как будто меня здесь не было, а он сам знал все и без моих объяснений.

– Галку он хотел словить, а поймал глухаря!

Я грустно склонил голову набок. Слов не было, чтобы спорить с начальством. Да никто и не требовал от меня объяснений, как будто и без этого было ясно, что убийство капитана Стеклова останется нераскрытым. Во всяком случае, до министерской проверки, которая ожидалась со дня на день.

– Хотели как лучше, – развел руками Марцев.

Начальник у меня что надо. Невысокий, худощавый, даже неказистый на вид, в рукопашном бою так себе, но крепости его духа я мог только завидовать. И за подчиненных всегда горой; может, потому к сорока годам до майора только и дослужился.

– Как лучше! Нам теперь голову снимут за это «как всегда»! И твою в первую очередь! Твоя самодеятельность, тебе за нее и отвечать!

– Но ведь правильно все было сделано. И труп нашли, и преступников почти задержали.

– Почти! – взвыл Гнутьев. – Нет такого слова «почти»! Это приложение для убогих!.. И припарка для задницы!.. Капитан милиции погиб! Капитан! Милиции!

– Стеклов исполнял свой долг, – в унисон с моими мыслями сказал начальник уголовного розыска. – И мы должны найти его убийц. Это дело не должно стать глухарем.

– Да это понятно! – успокаиваясь, кивнул Гнутьев.

И все-таки он хлопнул по столу, но не кулаком, а раскрытой ладонью.

– Да и какой тут глухарь, когда столько улик? – воспользовался поддержкой я.

– Сколько? – хмуро, исподлобья посмотрел на меня начальник РОВД.

– Номер и марка машины, гильзы от орудия убийства, труп девушки, материалы для дактилоскопической и трассологической экспертизы. Субъективный портрет одного из предполагаемых преступников, наконец…

– Портрет есть, – кивнул Гнутьев. И тут же мотнул головой: – А преступника нет! То же и с машиной – номер есть, а ее самой нету!

– Да, но установлен владелец автомобиля, – веским аргументом отозвался Марцев.

– Кто?

Яков Леонидович без суеты раскрыл свой ежедневник, глянул в записи.

– Берестов Николай Трофимович, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, место регистрации…

– Не надо мне место регистрации, – мотнул головой Гнутьев. – Мне нужна причастность его к убийству. А ее нет! Машина была в угоне! А у самого Берестова железное алиби… Ну, не знаю, насколько оно железное, но алиби…

– Алиби есть, – кивнул Марцев. – Но машину в угон не подавали.

– Потому что вчера вечером она стояла во дворе дома, а ночью ее уже не было. Берестов был, а машина тю-тю…

– Насчет того, была ли она вчера вечером на месте, надо еще выяснить. И вообще, надо бы вплотную поработать с этим Берестовым. Может, преступники пользовались его машиной по доверенности, может, он как-то с ними связан…

– Вот и работайте!

– Работаем. И по нему работаем, и по человеку с условной кличкой Шрам.

– И каковы результаты?

– Пока никаких, – покачал головой Марцев. – По показаниям капитана Петровича составлен комбинационный портрет предполагаемого преступника, в ориентировку включены особые приметы – шрам на подбородке…

– И что?

– Ничего. По нашим картотекам этот человек не числится – идентификацию личности пока не произвели. Послушаем, что барабаны скажут…

Марцев имел в виду агентурную сеть, работа с ключевыми звеньями которой по нашей теме пока не началась: не было возможности объять все быстро и разом.

– Давай, давай, – приободрил его Гнутьев. – Город у нас хоть и большой, но личность, скажу я вам, запоминающаяся – раз увидел, уже не забудешь…

– На памятнике, за которым скрывался убийца Стеклова, обнаружены жировые отпечатки пальцев, – продолжал Марцев. – Возможно, что-то обнаружится и на гильзах, эксперты с этим работают. И это помимо того, что мы взяли образцы оставленной на памятнике крови…

– Кровь – это, конечно, хорошо. Но хотелось бы поскорей найти тело, которое она питала.

– Всему свое время… Да, и еще жировые отпечатки обнаружились на босоножках покойной девушки. И это не ее пальчики…

– А ее пальчики по картотеке пробили?

– Да.

– И что?