был очень высокий спрос. Потому что я завидовала ей. И не только ей… Такая вот я сука и стерва… Кстати, богатая стерва, – кивком головы показала она на ящик за креслами. – Я столько лет работала на них, как проклятая! И что за это имею? Жалких двести тысяч долларов на счету? И это при том, что они зарабатывали миллионы! И еще на рудники меня спихнули, в эту дыру. Еще бы чуть-чуть, и Пальмир бы меня саму рабыней сделал. Потому что не ценил. Потому что я не интересовала его как женщина. Он привык только с красотками… Ненавижу красоток! – забилась в истерике Лидочка. – Ненавижу!!!

Какое-то время она молчала, крепко сжав кулак свободной руки. В приступе остервенения она запросто могла нажать на спусковой крючок и застрелить пилота. Но смерть в авиакатастрофе меня не пугала. Потому что мне все равно суждено было умереть. Лидочка раскрыла мне правду вовсе не для того, чтобы я раскрыл ее миру. Эту тайну я должен был унести на тот свет.

Впрочем, тайну она раскрыла не полностью. Я так и не узнал, кто стоял во главе всей преступной организации, а также то, кто конкретно убил моего друга Юру Стеклова. Но зачем это мне, если все равно умирать?..

А умирать не страшно. Во всяком случае, пока наркотик убаюкивал вязкий кокон моего сознания, смерти я не боялся. Скорее даже желал ее. Ведь лучше умереть сейчас, пока боль не навалилась на меня всей тяжестью полученного ранения. Если это случится, умирать я буду в страшных муках и судорогах.

– Спасибо тебе еще раз, Петрович, – стряхнув с себя бесноватую злость, сказала Лидочка. – Ты помог мне взять достойную награду за мои труды. Но, извини, тебе уже пора умирать. Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал, поэтому ты умрешь красиво… Скажем за это спасибо Илье Семеновичу, у него здесь целый запас…

С этим словами она подняла с полу портфель, вынула оттуда заправленный шприц, сняла с него колпачок.

– Он и сам крепко сидел на игле, – пояснила Лидочка. – Только вот закодировать его было некому. Но ничего, все это уже в прошлом. И для него, и для тебя…

Из того же портфеля она вынула жгут, перетянула мне руку повыше локтя.

– Жаль, кулачком ты поработать не сможешь, – сказала она, нащупывая вену.

Видимо, мой организм очень не хотел соглашаться с убийственной правотой ее слов. Да и я сам попытался напрячь мышцы, чтобы привести в движение руку. И мне удалось сжать и расслабить кулак.

– Петрович, ты супер! – восхитилась Лидочка. – Все ты можешь, все у тебя получа…

Она осеклась на полуслове, осознав, чем угрожает ей моя активность. Отбросила в сторону шприц, вскочила на ноги, чтобы убраться подальше от меня. А я, осознав, что руки слушаются меня, потянулся за ней. Но слишком поздно понял, что смогу ее поймать, да и рука двигалась слишком заторможенно, и силы в ней было едва-едва.

Лидочка могла бы отступить на безопасное расстояние и тогда уже выпустить в меня очередь из автомата. Стрелять она умела, в этом я уже убедился. Но вдруг вертолет провалился в глубокую воздушную яму, и Лидочка, не удержавшись на ногах, рухнула прямо в мои объятия.

Я не зевал и прижал ее к себе так, чтобы она не смогла пустить в ход свое оружие. Изловчившись, провел удушающий прием, а когда девушка потеряла сознание, связал ей руки за спиной тем самым ремнем, на котором повесилась Инна.

Наркотик, который ввела мне Лидочка, помогал мне оставаться на плаву и дальше. Я заставил пилотов лететь в Лесосибирск в надежде, что в местном РОВД не найдется заинтересованных лиц вроде старшего лейтенанта Давыдкина.

Я готов был убить Семиряднова за его фирменную улыбку.

– Ты еще жив, Петрович? – весело, но себе на уме воскликнул он.

И не поймешь, то ли шутит Олег, то ли нет.

– А тебе это не нравится? – спросил я, положив на больничную тумбочку книгу.

Надо было принимать гостя, каким бы он ни был.

– Мне нравится. А кое-кому – нет. Клуб закрыли, девочек развезли по домам. Скучно стало в Черногайске. Скучающие точат на тебя зуб… А если серьезно, то правильно ты все сделал.

– Ты, кстати говоря, тоже, – одобрительно кивнул я.

Я смог довести вертолет до Лесосибирска, но во время посадки потерял сознание. Местная милиция быстро во всем разобралась. И меня в чувство привели, и Лидочку вместе с пилотом в камеру определили. На ящик с золотом слетелись федеральные службы, и карательный маховик оперативно-следственных мероприятий закрутился с такой силой, что от незаконных приисков не осталось и следа. Рабов, насколько я знал, всех нашли, собрали в одном месте, сейчас они проходят курс реабилитации. Глядишь, скоро Варвара ко мне заглянет по пути в свой Воронеж, может, спасибо мне скажет.

Досталось и главному дельцу, обосновавшемуся в Черногайске и открывшему здесь клуб «Эдельвейс». Это он заказал меня, натравив киллеров, но пока в этом не сознался… Кстати говоря, это был вовсе не Карабанов, на которого я грешил в прошлом. Сейчас, после всех испытаний это прошлое казалось далеким- предалеким.

– А ты на меня собак вешал, – улыбнулся Олег.

– И на Горожанова тоже, – добавил я, сожалея о своих заблуждениях.

Горожанов действительно не имел никакого отношения к убийству Зуйко и к последовавшим вслед за этим преступлениям. И Олега предательством заклеймил. Надо будет перед ним извиниться. Ведь он очень здорово помог мне.

– Кстати, Лида наконец дала показания, – сказал Семиряднов. – Призналась, что лично убила Галину Свирцеву…

– А Стеклова кто убил?

– Бригада у нее своя была. Жерновой, Шрам – как раз оттуда. Был еще один. Третий и такой же лишний. Ты его очень серьезно ранил, так что Лидочка пристрелила его с легкой душой… Не в обиду тебе будет сказано, мне она сразу не понравилась. Потому мне и расхотелось объявлять Горожанова в розыск…

– Не зря же ты у нас начальник следственного отдела, – без всякого ехидства сказал я.

– Ну, тебе тоже воздастся, – поощрительно улыбнулся Семиряднов. – Такой гадюшник разворошить, это, знаешь ли, дорогого стоит…

Я был благодарен Олегу за то, что он не побоялся рискнуть своей карьерой, чтобы спасти меня от тюрьмы. Мне вдруг очень захотелось выпить с ним по сто грамм в знак полного примирения. Но я должен был сдерживать себя от такого желания. Потому что после ста грамм мне захочется принять дозу наркотика, на который подсадил меня Пальмир. Все время, что я работал на него, меня кормили пищей с добавкой этой порабощающей дряни. Отсюда и наркотическая зависимость. Но самое страшное уже позади, а с последствиями я обязательно справлюсь. И в груди рана заживет, и в простреленной душе…