В Москве в начале 1980-х неформалы тусовались на Пушкинской площади – «Пушке». Появлялись там – в основном после матчей – и футбольные фанаты. Вражды, особенно в первое время, с другими субкультурами у фанатов не было. Может, объединяло их то, что и на фанатов, и на панков, и на металлистов одинаково косо смотрели «обычные граждане» и милиция.
«Пушка» – это был центр всего. Не только мы там были, были и байкеры, и панки… Их не трогали. Музыкально – кому-то нравился металл, кому-то хард-рок, и внимания на это мало обращали. Но большинство фанатов были поклонниками классического рока – «Queen», «Purple», «Floyd». «Кони» – первые, кто начал музыку «Queen» внедрять. «We Will Rock You» пели в Вильнюсе, по-моему, в восемьдесят третьем году. Всей «кучей» пели.
Отдельная тема – отношения фанатов и неофашистов в начале 1980-х. По слухам, именно футбольные фанаты отдубасили неофашистов, вышедших на Пушкинскую площадь 20 апреля 1981 года, чтобы отпраздновать день рождения Адольфа Гитлера. Кто были эти неофашисты, толком никто не знает, но старые фанаты подтверждают, что «им надрали задницу».
Двадцатого апреля объединялись все – и «кони», и «динамики», и «мясные», ловили «нациков», мудохали. А если сейчас в «кучах» находятся нацисты, то о чем тут можно говорить? Движение запачкалось. Раньше вообще движение было чище. Был такой Олег, «динамик». Может, он и придерживался каких-то националистических взглядов, но он один был такой, и мы нормально общались.
Среди других «неформальных молодежных объединений» – панков, хиппи, металлистов – фанаты выделялись своей численностью, организованностью и иерархией. Это делало их опасными, с точки зрения власти, и позволяло говорить о фанатизме как о социальном, а не только околофутбольном явлении. Действительно, когда большие группы тинейджеров (а иногда и людей постарше) собирались не по призыву партии и комсомола, а по собственной инициативе и лидерами становились люди с авторитетом, а не назначенные сверху, это не могло не тревожить власти, которые по инерции старались все контролировать.
[Фанатизм] стал явлением социальным в стране. Потому что в эпоху застоя получалось, что никаких молодежных альтернативных движений, никаких партий, как сейчас, ничего этого не было. И какая-то отдушина, возможность сплотиться вокруг чего-то – это был фанатизм. Большое количество людей пришли в фанатизм и в боление только из-за того. При тоталитарном строе любое самовольное объединение людей больше трех человек кончалось Владимирским централом или политзаключением. А фанатизм – его сначала не рассматривали как явление: ну ходят ребята на футбол, ну шарфики надели. Но году к восемьдесят второму – восемьдесят третьему власти поняли, что столкнулись с очень интересным явлением. Сегодня в фанатизме более четко выделенные лидеры. А в те годы любой человек с улицы, более умный, сильный, уважаемый в силу того, что он больше отъездил выездов, участвовал в драках, мог стать лидером большой группы людей – двести, триста человек. При социализме это был нонсенс, потому что ГБ контролировала все. А здесь получается, что вроде бы лидера нет, организации нет, а она существует: люди куда-то ездят, где-то собираются, на какой-то трибуне вместе садятся, где-то вместе шьют атрибутику.
Советская власть серьезно взялась за эти течения. [Фанаты] – первое течение, которое в открытую объявило о ненависти к коммунизму. Уже в нашей «куче» были такие высказывания про коммунизм, про социализм – с восемьдесят первого года, с восемьдесят второго.
Репрессии? А когда их не было? Даже когда флаги разрешили, все равно репрессии были. Давление ментов ощущалось. От этого никуда не деться. Оно постоянно присутствовало. Мы были все «на крючке», потому что этими делами стала уже заниматься Петровка. Я не помню – шестой отдел или восьмой. Вызывали нас всех. Беседы, собеседования – куда ездил, как болел. Такие наводящие вопросы – а сколько вас было? а чем вы занимались? На такие вопросы отвечаешь сам за себя: я в гостинице спал. Или там на вокзале сидел. Дурака просто врубаешь – и все.
К началу 1980-х милицейские и кагэбэшные начальники поняли, что имеют дело с серьезной силой. Причем силой легальной – ничего «идеологически вредного» фанаты не делали, а болеть за свою команду в Советском Союзе не запрещалось. Фанатские драки и уличные шествия, во время которых разбивали стекла в троллейбусах, а иногда и вообще переворачивали их, были все-таки хулиганством, а не массовыми беспорядками: обычно все это происходило стихийно и спонтанно. Но волновало милицию и тем более КГБ не хулиганство – его и так в стране было более чем достаточно, – а существование организованного движения, в которое входили в основном молодые ребята. Что, если в какой-то момент их лидеры захотят «политизировать» движение или найдется кто-то со стороны, кто поведет за собой футбольных фанатов?
Это страшно нарастало [для властей] как явление, фанатизм рос как снежный ком. И они не понимали, откуда это и как это контролировать. Засланные агенты среди «правильных» людей вычислялись при мне, мы их сами били. Раз поехали на киевский вокзал «акционировать», не помню, на какой матч – на хохлов или не на хохлов. И с нами человек ехал случайный, видно, решил прибиться. А нас человек пятнадцать, все друг друга в лицо знаем. Идем по эскалатору – он за нами. Мы сели в троллейбус – знали, что по кругу ходит троллейбус, вокруг Киевского вокзала, – он опять за нами. Короче, в итоге его отдубасили, а он, оказалось, просто домой ехал, сам за «Динамо» болеет. Увидел, что «динамики» едут. А мы думали, что это подставной какой-то человек.
Одновременно с милицией, которая пыталась придавить зарождающийся фанатизм, включилась и «идеологическая машина». В начале 1980-х в центральной прессе появились первые статьи о фанатах. Общий тон – однозначно негативный. Еще бы, что могло быть общего у фанатизма и идеологии «будущего строителя коммунизма»? Фанатизм преподавался как хоть и не явное зло, но времяпрепровождение «безыдейное» и бессмысленное – «недостойное советского молодого человека».
…Владимир Грошев в ПТУ учился на электросварщика. За хорошими оценками не гнался, занимали Владимира мысли иные. Где бы набраться новых впечатлений, найти друзей, с которыми скучно не бывает?
Знакомство с Шуриком Вазловым положило конец поискам. К 17 годам его новый знакомый уже несколько раз побывал в милиции. Не по своей, конечно, воле. Вазлов растолковал Грошеву, что веселое расположение духа проще всего обрести на трибунах. Протекция Вазлова помогла Грошеву свести дружбу с «настоящими» болельщиками. Те решили устроить новичку экзамен на преданность любимому клубу.
В назначенный час у железнодорожной насыпи в Лужниках Грошев бесстрашно сорвал клетчатую шапочку с малолетнего поклонника команды-соперника и удачно скрылся от дружинников. Преданность, таким образом, была налицо. Приятели научили новичка многому: струей огнетушителя рисовать на стенах эмблему любимого клуба, бить стеклянные павильоны на автобусных остановках, раскачивать поезда метро. Словом, Владимир Грошев стал «фанатом».
«Фанат» – кто и что это такое? Так в обиходе называют людей, которые вопреки рассудку и здравому смыслу следуют какому-то увлечению, иногда подвергая опасности и себя, и окружающих.
Когда он впервые попал на трибуну «Б» в Лужниках, на которой собирались «фанатики», ему было все равно, за кого болеть. Шел матч «Спартак»—«Динамо». Конечно же, он выбрал ту команду, за которую болели его новые друзья.
Вскоре были заброшены книги, стихи, японский язык, который он изучал самостоятельно… Зато появились в доме атрибуты его новой жизни: красно-белая вязаная шапочка, длинный шарф тех же цветов (правда, после одной из статей в газете о «фанатиках» отец его отобрал). А на летний сезон – красно-белая кепка, какие-то шнурки, повязки… в общем, целая костюмерная. Что ж, самые неожиданные вещи вдруг становятся модными у подростков.
<…>
