Вскоре я пойму, что у некоторых сегодняшних школьников вопрос «за кого ты болеешь?» – это что-то вроде вопроса «ты кто?», «какой ты?». Если «спартаковец» – значит, свой в доску без лишних слов. Если «динамовец», то чужой (или наоборот), и опять же выяснять больше нечего. Просто. Коротко. Удобно. Леше с его застенчивостью как раз не хватало такой простоты.
<…>
Недавно Леше исполнилось восемнадцать лет. Из них самые активные, интенсивные для развития личности годы прожиты на стадионе. Какой яркой, насыщенной казалась эта жизнь в начале! А теперь оглянешься – ничего она недала: ни друзей настоящих, ни знания людей, самого себя – кто он, какой? Куда идти дальше?
Серьезная сила
В начале 1980-х милиция была не готова к каким-либо массовым акциям. Политических демонстраций и митингов не было – официальные мероприятия не в счет. И поэтому, когда фанаты начали устраивать шествия после матчей – сами они называли их «демонстрациями», – милиционеры просто не знали, что делать. Сегодня это действительно кажется немыслимым: в стране – жесткий тоталитарный режим, а после футбольного матча несколько сотен футбольных фанатов идут маршем по проезжей части, переворачивают милицейские машины, разбивают окна в киосках. Тогда еще не было ни ОМОНа, ни спецназа, а патрульно-постовые милиционеры просто не знали, как сладить с толпой, которая могла в любой момент смести их. Вот несколько рассказов участников и очевидцев фанатских «демонстраций» первой половины восьмидесятых годов.
У нас была сильная демонстрация в восемьдесят первом году, когда с «Днепром» играли. Девятнадцатое апреля (июня). Там даже ментовские машины [переворачивали]. Мы дошли от «Динамо» до «Олимпийского». Шли, перекрывая проезжую часть. Менты – они сопровождали только. Народу было очень много, около тысячи с чем-то. Первая такая демонстрация. Потом, когда дошли до «Олимпийского», начали урны переворачивать. А потом на «Пушку» поехали. У нас все такие шествия заканчивались «Пушкой».
Прошел первый послефутбольный групповой марш – по-моему, с «Карпатами» тогда играли. Очень много людей пришло, и по главной аллее все пошли – такая бодрая демонстрация с лозунгами, с криками «„Зенит“ – чемпион!». И народ почувствовал, что не нужно идти на трамвайное кольцо, что нужно идти всем вместе, и так и пошли по Морскому проспекту на Левашовский, и практически до метро. Какие-то группы отсоединились, по Малому шли, вроде, говорят, окон набили. Сам не видел. При мне на Левашовском была попытка разбить что-то. Это воспринималось как какое-то геройство, никто за руки не хватал. Были еще молодые, в чем-то – глупые.
После «Хайдука» (матч Кубка кубков между «Динамо» (Москва) и югославским «Хайдуком», сентябрь 1984 года. –
Был один момент, когда после матча с «Динамо» (Минск) – четыре—один мы выиграли (1984 год. –
«Хаарлемская» трагедия
Ясное дело, что милиция и КГБ не могли мириться с ситуацией, когда сотни молодых людей объединяются не для того, чтобы трудиться на пользу советской страны, а лишь на почве любви к футболу и конкретной команде. Начались репрессии. По времени они практически совпали с трагедией в Лужниках на матче Кубка УЕФА между «Спартаком» и голландским «Хаарлемом» 20 октября 1982 года, что даст возможность говорить не только о том, что трагедия стала поводом для «закручивания гаек», но даже о том, что она могла быть заранее подготовлена.
Тот день был в Москве непривычно холодным для конца октября. Ступеньки стадиона в Лужниках покрылись льдом, и никто не позаботился о том, чтобы их очистить перед важным международным матчем. В конце игры, когда часть зрителей уже покидала трибуны, «Спартак» забил второй гол, и болельщики бросились назад, узнать, что произошло. В результате на узкой лестнице столкнулись две группы людей – выходящие с трибуны и возвращающиеся. Скользкие обледенелые ступеньки и, главное, бестолковость милиции сделали свое дело: началась давка. В ней погибли, по разным данным, от 66 до 340 человек.
Советские власти замолчали трагедию и ее масштабы. Ни одна газета не написала тогда об этом происшествии, кроме «Вечерней Москвы», которая упомянула о случившемся вскользь: «Вчера в Лужниках после окончания футбольного матча произошел несчастный случай. Среди болельщиков имеются пострадавшие». На несколько лет на тему было наложено негласное табу. Только в 1989-м, в расцвет гласности, журналисты «Советского спорта» провели свое расследование и опубликовали большой материал о том, что случилось в Лужниках на том матче. А до этого о трагедии знали только болельщики и те, кто общался с ними.
Стыдно сказать, но на «Хаарлеме» мы тоже делали «акцию». Я не попал. Получилось, что я отбился от группы в метро, и я их искал-искал – так и не нашел никого. Может быть, эта «акция» – в чем нас обвиняют «мясные» – так и не состоялась, может быть, все и рассосались. Я встретил Юрку «Молодого» и Шагина Игоря – они шли на футбол, и я с ними поднялся. У них был лишний билет. Меня не пустили только из-за того, что паспорта с собой не было. А так бы, может быть, я тоже в этом замесе побывал. Это, можно сказать, бог миловал. Меня перед самым турникетом откинули.
А тогда, в 1982-м, случившееся на матче в Лужниках стало еще одним формальным поводом для репрессий против фанатов. Никто ведь не разбирался в причинах того, что произошло, и проще было увидеть проблему – и, возможно, одну из причин гибели людей – в самом фанатизме как явлении. Милиция начала более активно «вести работу» с фанатами.
Можно говорить о восьмидесятых до «Хаарлема» и восьмидесятых после «Хаарлема», потому что «Хаарлем» очень сильно подломил [фанатское движение]… С этого момента стали ходить по школам и спрашивать: а кто у вас болеет? кто у вас фанаты? И я сразу подвергся репрессиям, хотя был еще маленький в те годы, но уже носил «динамовский» шарф и значок – чтобы все знали, что этот человек болеет за «Динамо». Приходили из детской комнаты, начали всех переписывать – начали этим интересоваться уже серьезно.
В фанатских кругах бытует версия, что случившееся на матче само по себе могло быть подстроено спецслужбами как направленная акция против фанатов. Известно, что среди погибших было несколько авторитетных людей в «спартаковском» движении того времени. Насколько реальна эта версия, сегодня узнать уже невозможно. Журналистские расследования ее не подтвердили, но право на существования она имеет, тем более что на многие вопросы, связанные с событиями на матче с «Хаарлемом», ответов нет.
Там очень много неясного. Сделать так, чтобы болельщиков «Хаарлема» – а их было человек сорок- пятьдесят – выпустили через большие ворота, в которые проезжает пожарная машина, а пятнадцать тысяч
