вернулись, так что в доме было шумно. Все было в порядке, пока я не остановился на канале QVC, чтобы посмотреть на крутую видеокамеру, которую они предлагают, и следующее, что я осознал, — он взорвался. Я не уверен был ли это сам телевизор или Алексион имеет что-то против канала QVC.
Слава Богу и всем его святым, что ее оруженосец также не взлетел на воздух.
— И где ты разместил Алексиона? — спросила она.
— Я разместил его в той гостевой комнате, о которой ты говорила, что Эш всегда в ней останавливается, когда приезжает.
Она сжала кулаки, чтобы не задушить его.
— Я вижу.
Он с беспокойством посмотрел на нее.
— Я что-то сделал не так? Я думал, что делаю то, что ты захотела бы, чтобы я сделал. Тебя тут не было, чтобы спрашивать. Ты злишься на меня?
Да, но она не хотела выяснять с ним отношения. Если он будет держаться в стороне от всего этого, то может Алексион пощадит его.
Так или иначе, она отказывалась подвергать Келлера какой-либо опасности. В отличие от нее, он был смертен, и у него была семья, которая любила его.
— Все в порядке, дорогой. Почему бы тебе не пойти домой, пока еще не слишком поздно?
К счастью, оруженосцу не удалось распознать нотки страха за него в ее голосе. Если Алексион начнет битву, она хотела бы, чтобы Келлер был как можно дальше отсюда и сидел в безопасности своего дома.
— Хорошо, Дейнжер. Увидимся завтра ночью.
— Э-э… — решила перестраховаться Дейнжер. — Почему бы тебе не взять пару выходных? Съезди и проведай твою сестру в Монтане.
Он хмуро на нее посмотрел:
— Зачем?
Она улыбнулась ему, хотя улыбаться совершенно не хотелось.
— У меня тут оруженосец Ашерона. Я уверена, он может…
— Я не знаю, — сказал он, морща нос. — Вроде с ним все в порядке, но я думаю, позависаю недалеко от дома, так, на всякий случай. Никогда не знаешь, что может произойти.
— Келлер…
— Не спорь со мной, Дейнжер. Моя первая и самая важная обязанность — защищать тебя. Я могу быть человеком, но я твой оруженосец, и это включает в себя все непредвиденные риски, которые появляются у людей моей профессии. О’кей? Я вырос в этом мире, и я знаю все дерьмо, что есть в нем. Я не собираюсь бросать тебя, когда мы не знаем, что происходит, кроме того, что кто-то работает с даймонами. Я слышал слишком много странного в последнее время, чтобы убегать со всех ног без определенной причины.
Она могла поспорить с любым из его утверждений. Его преданность согрела ее, и именно поэтому, когда все это закончится, она попросит нового оруженосца. Последнее, что ей хотелось — это эмоционально привязываться к кому-либо, особенно к тому, кто состарится и умрет и уничтожит ее.
Слишком часто в своей жизни она теряла людей, о которых заботилась, чтобы потерять еще одного. Совет Оруженосцев знал это, и с того дня как она вступила в ряды Темных Охотников у нее не было одного и того же оруженосца больше чем пять лет подряд.
И никогда ни у одного из них не было детей. Есть такие раны, которые не стоит бередить.
— Хорошо, — тихо сказала она ему. — Иди домой, я буду на связи.
Келлер кивнул, затем накинул на себя легкий жакет и ушел.
Благодарение небу, хоть однажды он послушался ее. Дейнжер глубоко вздохнула, прежде чем подняться в комнату Алексиона. Она действительно не хотела его видеть, но что еще она могла сделать?
Пока он был в ее доме, она могла следить за ним и наблюдать за тем, что он делает. Не стоит упоминать о том, что она до сих пор не была полностью уверена в том, что говорил Кирос, и в том, что он собирался делать. Она слышала много всего в последнее время, включая и слух о том, что кто-то из местных Темных Охотников пил человеческую кровь. Хотя она знала, Кирос был одним из них, и он пытался привлечь ее на свою сторону по только ему известной причине.
Пока у нее не будет больше информации обо всем этом, она будет сохранять холодную голову и посмотрит, что будет происходить дальше. Но когда она об этом подумала, холодок пробежал по ее спине. У Алексиона была какая-то небывалая сила, с которой она не была уверена, что могла бы справиться.
Как может женщина убить мужчину, у которого не идет кровь?
ГЛАВА 5
На последнем этаже, в конце коридора Дейнжер открыла дверь в гостевую комнату и обнаружила Алексиона, разглядывающего яйца Фаберже, которые она коллекционировала. Она начала собирать свою коллекцию лет сорок назад, потому что они напоминали ей яйца Малеванки [28], которые ее отец всегда привозил из своих ежегодных поездок в Пруссию, где он навещал свою бабушку. Вплоть до того года когда она умерла, бабуля всегда убеждалась, что она приготовила Малеванки для всех, чтобы напомнить им про прусское наследие и красоту Пасхи.
Ни одно из этих драгоценных, разноцветных яиц, которые собирала Дейнжер с такой осторожностью при жизни, не сохранились. Называя их бессмысленным мусором аристократов, ее муж получил огромное удовольствие, разломав их после ее смерти.
Как же она ненавидела этого мужчину. Но больше всего она ненавидела саму себя за то, что поверила кому-то и позволила ему так беспощадно обмануть ее.
Больше никогда она не будет столь наивна.
Пристально посмотрев на Алексиона, она открыла дверь еще шире, чтобы лучше его видеть. Его современная одежда смотрелась совсем не к месту в этой комнате, которую она обставила точно также, как комнату, в которой она выросла. Вырезанная вручную кровать в стиле барокко была привезена из Парижа и украшена бордовыми и золотыми подушками и покрывалом. Золотые драпировки мягкого балдахина ниспадали на кровать. Она потратила много времени, выбирая антикварную мебель для этой комнаты.
Это было то немногое, что осталось от ее мира, то место, где время будто замерло. Иногда в этой комнате ей казалось, что она видит образ своего отца… слышит тихий смех братьев и сестер.
Печаль росла внутри нее, но она спрятала ее поглубже. В плаче не было необходимости. Она пролила за эти века столько слез, что ими можно было наполнить Атлантический океан.
Прошлое в прошлом, а это было настоящее. Слезами ее семью не вернуть и в любом случае они не смогли бы изменить ее жизнь. Все, что она могла делать, это идти дальше и следить за тем, чтобы никто более не смог ее обмануть.
Но сейчас, Алексион был ее настоящим, и он был ее врагом. Он стоял перед маленьким туалетным столиком времен неоклассицизма и бережно держал в своих огромных руках яйцо, будто понимая, насколько ей дорога ее коллекция. Вопреки самой себе, она была тронута той осторожностью, с которой он положил яйцо на его подставку.
Он был столь прекрасен, стоя там, и ее тело среагировало на него с такой скоростью, что она была поражена. Это было совсем не похоже на нее, никогда еще ее не влекло настолько к человеку, которого она только что встретила. Горячие голливудские актеры в кино и в журналах не привлекали ее сразу, ей необходимо было провести с мужчиной долгое время рядом, прежде чем она начинала испытывать сильную и всепоглощающую жажду его тела.
