— Не ори на меня, — сказал Френсис. — Я тебе башку расколю к чертям и на мозги наступлю. Ты боевой мужик, а?
— Нет, — сказал Лось. — Я не боевой.
— А я боевой, — сказал Френсис. — Позалупайся мне — умрешь моложе, чем я думал.
— Я и так умру. Я гнилой, как этот потолок. У меня туберкулез.
— Ах ты боже мой, — сказал Френсис и сел. — Извини.
— Он в колене.
— Я не знал, что у тебя туберкулез. Извини. Я всех жалею туберкулезных.
— Он в колене.
— Так отрежь ногу.
— Они и хотели.
— Так отрежь.
— Нет. Я им не дал.
— У меня рак желудка, — сказал Руди.
— Да, — сказал Лось. — У всех что-нибудь есть.
— Придет ко мне кто-нибудь на похороны? — спросил Руди.
— Может, нет у тебя ничего такого, от чего работа не вылечит, — сказал Лось.
— Вот это правильно, — сказал Френсис, повернувшись к Руди. — Чего ты на работу не устроишься? — Он показал на улицу за окном. — Посмотри на них. Все работают.
— Да ты ненормальней его, — сказал Лось. — Нету нигде работы. Ты откуда приехал?
— Такси есть. Вон такси едет.
— Ну, есть такси, — сказал Лось. — Ну и что?
— Водить умеешь? — спросил у Руди Френсис.
— Бывшую жену с ума свел, — ответил Руди.
— Молодец. Так и надо. Их и надо сводить с ума.
В углу комнаты Френсис увидел трех женщин в длинных юбках; их стало четверо, потом трое и снова четверо. Лица были знакомые, но по имени он их не помнил. Их возраст менялся с их числом: то двадцать, то шестьдесят, то тридцать, то пятьдесят — но не девочки и не старухи. Энни сейчас, наверное, пытается уснуть — и так же не готова к этому, как Френсис, так же не в силах проститься с этим днем. А Элен, наверное, спит мертвым сном, от усталости и волнений. Хлебом не корми, дай поволноваться. Энни не такая. Энни, она не волнуется. Энни жить умеет. Пег тоже, поди, не спит. С чего ей спать, если всем остальным не спится? Всё еще гуляют, точно. Френсис им такое представление устроил, что не враз забудешь.
Показал им, что может человек сделать.
Что человек не боится вернуться.
Чертовы привидения, ходят за тобой повсюду, но это ладно. Не уступай им, и всё. И делай то, что надо делать.
К трем женщинам, к четырем в углу присоединилась Сандра. Френсис дал мне суп, сказала она им. Он утащил меня с ветра и надел мне туфлю. Женщин стало пятеро.
«Я хочу на гору эту, — запел Руди, — где зимы и снега нету».
Френсис увидел среди пятерых лицо Катрины; пятеро сделались четверыми, четверо троими.
В ночлежку пришли Финни и Рыжик, и с ними третий, которого Френсис не сразу узнал. Потом увидел, что это Старый Туфель.
— Э, к нам гости, Лось, — сказал Френсис.
— Это Финни? — спросил Лось. — Похоже, он.
— Он самый, — сказал Френсис.
Финни стоял в ногах его кровати, очень пьяный, качался и пытался понять, кто о нем разговаривает.
— Ты, сука, — сказал Лось, приподнявшись на локте.
— С какой это ты сукой разговариваешь? — спросил Френсис.
— С Финни. Он работал в «Испанском» Джорджа. Любил огреть дубинкой пьяных, когда шумели.
— Это правда, Финни? Любил им врезать?
— Убрррх, — сказал Финни, и его потащило по проходу от Френсиса.
— Злой был гад, — сказал Лось. — Меня раз ударил.
— Ушиб?
— Еще как. Три недели голова болела.
— Кто-то сжег машину Финни, — объявил Рыжик. — Он пошел за жратвой, вернулся, а она горит. Он думает, легавые подожгли.
— Зачем легавые жгут машины?
— Легавые сбесились, — сказал Рыжик. — Всех метут. А за всем этим, я слышал, Американский легион.
— Паразиты толстожопые, — сказал Френсис. — Всю жизнь за мной гоняются.
— Легионеры и легавые, — сказал Рыжик. — Потому мы и пришли сюда.
— А тут, думаешь, безопасно? — спросил Френсис.
— Безопасней, чем на улице.
— Захотят тебя забрать, сюда не сунутся, да? — спросил Френсис.
— Они не знают, что я здесь, — сказал Рыжик.
— Ты что думаешь, это «Уолдорф-Астория»? Думаешь, эта старая стерва внизу не скажет им, кто здесь есть, а кого нет, когда спросят?
— Может, не легавые сожгли машину, — сказал Лось. — У Финни полно врагов. Знал бы, что у него машина, сам бы сжег. Он, сука, всех нас бил, а теперь сам на улице. Встретим его в темном переулке.
— Слыхал, Финни? — сказал Френсис. — Они тебе глаз натянут. Они тебя всей кодлой в переулке встретят.
— Нггрух, — сказал Финни.
— Финни хороший. Отстаньте от него, — сказал Рыжик.
— Ты приказы тут отдаешь, директор? — спросил Френсис.
— А ты кто такой? — спросил Рыжик.
— Я такой, что башку тебе растопчу и выдавлю как апельсин, если будешь учить меня, что делать.
— Прямо, — сказал Рыжик и отодвинулся к койке рядом с Финни.
— Я как вошел, сразу догадался, что это ты, — сказал Старый Туфель, подойдя к Френсису. — Я тебя, труба иерихонская, где хочешь узнаю.
— Старый Туфель, — сказал Френсис, — Старый Туфель Гилиган.
— Ага. Память у тебя ничего. Не пропил еще.
— Старый Туфель Гилиган. Чугунное брюхо, медная верзуха.
— Уже не чугунное, — сказал Туфель. — Язва у меня. Два года как пить бросил.
— Так какого черта ты тут?
— Зашел повидать ребят, поглядеть, что и как.
— Гуляешь с Финни и этим рыжим хмырем?
— Ты кого назвал хмырем? — сказал Рыжик.
— Я тебя назвал хмырем, хмырь, — сказал Френсис.
— Язык у тебя длинный, — сказал Рыжик.
— А нога еще длинней, и я тебе ее в нос засуну, если будешь тут вонять, когда с тобой по- хорошему.
— Не кипятись, Френсис, — сказал Старый Туфель. — Что у тебя нового? Хорошо выглядишь.
— Богатею, — сказал Френсис. — Шмотки новые, пара бутылок и деньги в кармане.
— Значит, в гору пошел? — сказал Старый Туфель.
— Я-то да, а ты какого черта тут делаешь, если не пьешь, — вот чего не пойму.
