— Тут как-то вечером за ним пришла полиция, — сказал Билли. — Патси Маккол навалился из-за меня на семью. У Джорджа лотерейный пункт, и они, видно, хотели завести дело о содержании игорного заведения, хотя разрешение он получил. Спрятался в Трое, барбос, сколько дней в норе просидел. Но теперь я чист, значит, и он тоже.
— Однако прибрали Макколы к рукам кое-что в городе.
— Не кое-что, а все. Тебе-то хоть заплатили за то, что столько раз регистрировался?
— Заплатили пятьдесят, я тебе говорил, еще пятьдесят пять должны. Не видать мне их.
— Получишь.
— Попало в газеты — теперь побоятся. С бродягами связались. Ты же слышал, что Мартин сказал. И будут опасаться, что я их заложу. Я никого не закладывал.
— Так ты без денег?
— Немного есть.
— Сколько?
— Мелочь. На сигареты.
— Ты на индейку все истратил.
— Да, часть ушла.
Билли протянул ему сложенную пополам десятку.
— Спрячь в карман. Нельзя ходить без денег.
Френсис взял бумажку и хмыкнул.
— Я двадцать два года хожу без денег. Но все равно спасибо, Билли. Я с тобой разочтусь.
— Ты уже расчелся. — И он пошел в комнату звонить Джорджу в Трой.
Вернулась на кухню Энни и, увидев, что Френсис рассматривает фото Чедвик-парка, заглянула через его плечо.
— Ты красивый на этой карточке.
— Да, — сказал Френсис. — Я был ничего из себя.
— Некоторые так считали, некоторые — нет. Я и забыла об этой фотографии.
— Надо ее в рамку, — сказал Френсис. — Тут много народу с Северного края. Джордж и Мартин, мальчишки — и Патси Маккол. И Железный Джо. Он хорошо получился.
— Очень, — сказала Энни. — Смотри, какой он тут здоровый и толстый.
Вернулся Билли; Энни положила фотографию на стол, чтобы было видно всем троим. Они сидели на одной скамье, Френсис посередине, и разглядывали карточку, показывая на тех, кого узнали, взрослых и детей. Энни узнала даже одну собаку.
— Замечательный снимок, — сказала она и встала. — Замечательный снимок.
— Ну, он твой, вставь его в рамку.
— Мой? Нет, твой. Тут бейсбол.
— Не, не, Джорджу тоже понравится.
— Ладно, я его окантую, — сказала Энни. — Отнесу в город, чтобы сделали как следует.
— Правильно, — сказал Френсис. — На тебе десять долларов на рамку.
— Эй, — сказал Билли.
— Нет, — сказал Френсис. — Разреши мне, Билли.
Билли усмехнулся.
— Денег не возьму, — сказала Энни. — Спрячь в карман.
Билли рассмеялся и хлопнул по столу ладонью.
— Теперь я понял, почему ты двадцать два года был без денег. Понял, почему мы все нищие. Это у нас в крови.
— Мы не нищие, — возразила Энни. — Мы себя содержим. Нечего говорить, что мы нищие. Ты нищий, потому что ставил не на тех лошадей. А
— Пег работает, — сказал Френсис.
— Она личный секретарь, — сказала Энни. — У хозяина инструментальной компании. Ее там любят.
— Она красавица, — сказал Френсис. — Сварлива малость, когда на нее найдет, но красавица.
— Ей бы надо моделью быть, — сказал Билли.
— Ей не надо, — сказала Энни.
— Нет, надо, черт возьми, надо, — сказал Билли. — Ее звали моделью для пасты «Пепсодент», но мама встала поперек Кто-то ей в церкви объяснил, что модели, ну, знаешь, — легкого поведения. Тебя сняли, и ты по рукам пошла.
— При чем тут это? — сказала Энни.
— Зубы у нее, — сказал Билли. — Самые роскошные зубы в Северной Америке. Красивее, чем у Джоан Кроуфорд. А улыбка! Ты еще не видел ее улыбки, потрясающая улыбка. Как Таймс-сквер, вот какая. Она могла бы быть на афишах от берега до берега. Мы бы в зубной пасте купались — и в деньгах тоже. Но нет, — он показал большим пальцем на мать.
— У нее была работа, — сказала Энни. — И это ей было не нужно. Не понравился мне который ее нанимал.
— Да ничего особенного. Я разузнал про него, — сказал Билли. — Не самозванец.
— Откуда ты мог узнать?
— Откуда я вообще узнаю? Я гений, едрена мать.
— Не выражайся, гений. Ей в Нью-Йорк надо было ехать сниматься.
— И она бы не вернулась, да?
— Может, вернулась бы, а может, и нет.
— Теперь ты понял? — обратился Билли к отцу. — Мама хочет, чтобы цыплятки были при ней.
— Не упрекну ее за это, — сказал Френсис.
— Да, — сказал Билли.
— Этот человек мне не понравился, — сказала Энни. — Вот что главное. Я ему не доверяла.
Никто не ответил.
— Каждую неделю она приносила жалованье, — сказала Энни. — Даже когда компания временно закрылась, хозяин взял ее кассиршей в свой универсальный магазин. Магазин с крытым полем для гольфа. Громадное помещение. Однажды они чуть не пригласили туда Руди Вале. Она узнала много нового.
Никто не ответил.
— Сигарету? — спросил Билли.
— Давай, — сказал Френсис.
Энни встала и отправилась к холодильнику в кладовке. Принесла оттуда масленку и поставила на обеденный стол.
Пришла Пег, как раз когда все замолчали. Она потыкала вилкой картошку, проверила индейку, уже коричневую, и, не полив ее, закрыла духовку. Порылась в ящике, нашла консервный нож, открыла банку с горошком и поставила греть в кастрюле.
— Индейка хорошо пахнет, — сказал ей Френсис.
— Ага. Я сливовый пудинг купила, — сказала она, обращаясь ко всем, и показала жестянку. Потом повернулась к отцу. — Мама говорит, ты ел его на десерт по праздникам.
— Точно, ел. С белым сладким соусом. Сладким-сладким.
— Рецепт соуса на этикетке, — сказала Энни. — Дайка сюда, я сделаю.
— Я сама, — сказала Пег.
— Приятно, что ты вспомнила, — сказал Френсис.
— Невелики хлопоты, — сказала Пег. — Пудинг готовый, только разогреть, прямо в банке.
Френсис присмотрелся к ней и нашел, что в глазах у нее больше нет яду. Эта леди скачет, как термометр. Увидев, что он ее разглядывает, Пег слегка улыбнулась — улыбка не для плаката, не для того, чтобы ты побежал за зубной пастой, но — улыбка. Какого черта, имеет право. Из холода в жару, из жары в холод. У ней это натуральное свойство.
— У меня есть письмо, хочешь послушать, пока там готовится? — сказал Френсис и вынул из
