обвинять, приходится и защищать… Завком выдвигает. Неудобно отказываться.

Экипажев. Еще бы! Еще бы. Я давно за вами слежу по газетам. Ваши портреты…

Отец. Ну, один раз, действительно… В «Рабочей Москве»… И то узнать нельзя. Какая-то клякса вместо физиономии.

Экипажев. Да, да. В «Русском слове», в «Новом времени», поистинно…

Отец. Разве и за границей было?

Экипажев. Еще бы, еще бы! Ах, вы, скромник! Везде! В Париже!.. В Баден-Бадене! Однако у вас прелестная квартирка. Я никогда не думал, что в таком районе может быть… этакая бомбоньерка.

Отец. Два дня, как переехали.

Экипажев. Прелестно, прелестно! Все так культурно, интеллигентно, масса света, зелени… фикусы… очаровательные фикусы… книги, гравюры… Да-с… Вот что отличает настоящего культурного человека от какого-нибудь парвеню и хама. Книги-с. Когда, я вас спрашиваю, когда наконец наш темный, невежественный, хамский народ начнет читать книги? «Эх, эх, придет ли времечко, придет ли… — гм… — желанное, когда мужик не Блюхера и не милорда глупого, Белинского и Гоголя с базара понесет…»

Отец. Гоголь есть. Пять томов. Старенький, но в переплете. А Белинский госиздатовский… Но, к сожалению, без переплета. Все никак не соберусь. Общественная работа заедает.

Экипажев. И меня, знаете, общественная работа тоже ужасно заедает.

Отец. Зато Шекспиром могу похвастаться. Брокгауза и Ефрона издание. На книжном базаре выиграл. Не знаю только, как перевод. Говорят, Шекспира переводить трудно очень. Вы не знаете?

Экипажев. Трудновато. Трудновато.

Отец. Вы ведь небось основательно изучили иностранные языки. В особенности английский?

Экипажев. Английский язык? Да. Я знаю. Гм. Мад ин Энгланд. Впрочем, отсутствие практики. Духовная интеллигенция поставлена в такие ужасные условия.

Входит переодевшаяся мать.

Мать. Да что ты, ей-богу, вцепился в профессора. Извините, товарищ профессор, он не понимает никакого обращения с интеллигентным человеком. Пожалуйте на балкончик закусить, чайку попить. Под музыку. Милости просим.

Отец. Это моя половина.

Экипажев. Очень приятно. Мадам. (Пытается поцеловать ей руку.)

Мать. Да что вы! Да ей-богу! Да вы меня конфузите. Не надо!

Экипажев. Нет-с, надо. Именно надо! Такую прелестную ручку нельзя не поцеловать. Пароль допер!

Мать. Ох, честное слово!..

Экипажев. Нет, уж позвольте! Мадам, я очарован вашим супругом, вашим сыном, вашей квартирой, всем вашим милым, милым старым интеллигентным домом.

Дедушка выскакивает из ванной в одних подштанниках, с намыленным лицом.

Дедушка. Глаза щиплет… Намылился, а кранта не могу найти… Ироды!

Мать. Зарезал…

Отец. Это наш дедушка.

Дедушка. Промойте глаза, черти… Кранта не могу найти. Ох!

Мать. Иди. Ступай. Ах, зарезал! Извините. Сейчас, сейчас.

Дедушка. Я, знатца, намылил физиономию, а кранта и не могу найти… Ой, щиплет… Ироды…

Мать. Иди, иди… Срам! (Уводит деда.)

Без дедушки и матери.

Отец. С непривычки, знаете. Что поделаешь! Старик. И то два часа бились, покуда заставили его в ванну сесть. Простите.

Экипажев. Ну, что вы, что вы! Такой милый, своеобразный старичок. Вылитый Лев Толстой. Кстати, о Льве Толстом. У меня, знаете, тоже домашняя библиотека.

Отец. Ну, ваша библиотека! Разве с вами потягаешься? Надо полагать, огромная библиотека!

Экипажев. Порядочная, порядочная. Не так, впрочем, велика, как хорошо подобрана. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона… И еще кое-что…

Отец. А Брокгауз не устарел?

Экипажев. О нет! Я берегу свои книги. Что осталось нам, кроме книг? Не так ли? Весь Брокгауз как новенький. Только пяти томов не хватает.

Отец. А у нас «Малая советская». Нынче предпоследний том принесли. «Техническая» тоже. Надо, знаете, держаться в курсе…

Экипажев (видя на стене портрет). Это кто, Помяловский?

Входит Парасюк из своей комнаты.

Парасюк. Энгельс.

Экипажев. Энгельс? Разве? А я почему-то представлял его себе бритым. Удивительно напоминает Помяловского… И Добролюбова… А этот, с бородкой… Некрасов?

Отец. Дзержинский.

Экипажев. Дзержинский! Ой! А похож, знаете. Я даже сразу спутал. Вижу, что-то знакомое.

Парасюк. Вы не туда смотрите. Это Белинский.

Экипажев. Ах, у вас Белинский? У нас тоже Белинский… То есть Достоевский. А это?

Парасюк. Блок.

Экипажев. Какой Блок? Член Третьей Государственной думы? Я помню, там был один блок. Кажется, националистов и октябристов.

Парасюк. Это поэт Александр Блок.

Экипажев. Ах, поэт. Я очень люблю поэтов.

Парасюк. «Двенадцать» написал.

Экипажев. Да, да. Я знаю: двенадцать томов. Читал, как же, читал. Все двенадцать прочитал. Прелестно.

Входит мать.

Мать. Извините, насилу отмыла старика.

Звонок.

Иду, иду. (Идет отворять.)

Входит Ананасов, за ним мать.

Ананасов. Фу-ты, чер-рт! В какую-то мерзость ногой вступил.

Мать. Ах! В заливного судака.