как ему влетело на комсомольском бюро за использование чужих шлаков. И он не без основания опасался, что эта история может сейчас всплыть. Поэтому, не теряя времени, он ухватил Алешу за рукав и оттащил в сторону:

— Тише ты! Не видишь — не один иду?

— Молчу! — уверил его Алеша, прикрыв рот ладонью, и вполголоса добавил: — Порядочек.

Он отправился к своим друзьям, уже выражавшим нетерпение, а Виктор взял Любу под руку и предложил:

— Пойдем на Волгу?

Любе было все равно. Волга, так Волга. Лишь бы побыть с Виктором. А он, сжав в своей руке маленькую загрубевшую ладонь девушки, уже не думал ни о приятелях, ни о делах в цехе, ни о своих неприятностях. В голове застряла одна упрямая мысль, которая относилась к Калмыкову: «Догоню я тебя или не догоню, а судьбой нашей ты распоряжаться не будешь».

В обширном кабинете директора было жарко, несмотря на непрерывный шелест резиновых лопастей настольного вентилятора и опущенные кремовые шторы. Ослепительные звездочки горели на гранях прибора из нержавеющей стали, на резном узоре чуть запотевшего графина с газировкой, на полированных рамах портретов — всюду, куда падали узкие солнечные лезвия.

Работники завода, созванные на техническое совещание, в большинстве своем были одеты в синие сатиновые спецовки, под которыми виднелись легкие летние рубашки без галстуков. Среди всех особенно выделялся Рассветов своим тщательно разутюженным белым костюмом.

Он сидел в кресле, приставленном вплотную к директорскому столу, и как бы возглавлял заседание. Крупное мясистое лицо его с чуть обвисшими щеками и брюзгливо опущенными уголками губ имело то несколько деревянное выражение официальной внимательности, под которым человек, привыкший к бесконечным заседаниям, как под маской, прячет свои истинные чувства.

Рядом с ним сидел Вустин. Поглаживая двумя пальцами темную холеную бородку, он рассеянными добрыми глазами осматривал собирающихся, а потом, надев пенсне, углубился в лежащие перед ним бумаги.

Ройтмана на совещании не было. Накануне сердечный приступ уложил его в постель, и вместо него присутствовал его заместитель Баталов, низенький, полный, с простоватым на вид лицом и глазами чистейшей голубизны. Он уселся рядом с Вустиным с таким решительным видом, словно хотел сказать: «А ну, попробуйте выгнать меня отсюда».

Но никто не посягал на его место. Переговариваясь между собой, инженеры привычно рассаживались вдоль стола заседаний.

Марина настороженно ждала, как произойдет встреча Виноградова с Рассветовым. Но они встретились так, словно впервые в жизни увидели друг друга и, поздоровавшись с безразличной вежливостью, сели по разным сторонам стола.

Обсуждение плана научно-исследовательской работы не вызвало ни оживления, ни энтузиазма, ни споров, которые рисовались Марине. Она так ждала этого совещания! Ей казалось, что предложенный метод вызовет страстную защиту с одной стороны, яростные возражения с другой, ожидала чего угодно, только не того приличного «хорошего тона», который сразу же набросил на присутствующих невидимую, но необоримую пелену скуки.

Пока Виноградов делал сообщение, Рассветов, устало и брюзгливо морщась, рассматривал свои полированные ногти. С жадностью слушал Вустин, а по круглой физиономии Баталова чувствовалось, что он каждую минуту готов пренебрежительно фыркнуть.

После Виноградова слово взял Вустин. То снимая, то надевая пенсне, он пустился в ученую полемику, нападая на теоретические установки Виноградова и приводя в подкрепление доказательства из существующих учений. Он сыпал именами, цитатами, ссылками и постепенно забрался в сущие дебри учености. Директору пришлось вернуть его к теме заседания.

— Да-да, я сейчас скажу и об этом, — заверил Вустин. — Оригинальность предлагаемой работы заключается в том, что автор, не объясняя происхождения волосных трещин в металле или так называемых флокенов, дает вместе с тем средство их устранения. Именно в этом я вижу основной порок предлагаемой технологии. Как можно устранить то, происхождение чего не знаешь? Сомнительно. Еще Эванс в своей недавно опубликованной работе…

Но Савельев и на этот раз не дал ему уклониться в сторону.

— Так значит, Аркадий Львович, коль скоро мы не знаем, почему флокены возникают, так надо и от исследований отказаться?

— Ни в коем случае! Гипотеза любопытная очень, работу провести необходимо, но я рекомендовал бы внести поправку: при проведении работы уделить место выяснению механизма возникновения флокенов. Лаборатория, со своей стороны, примет самое активное участие в работе, и надеюсь, наш завод внесет свой вклад в развитие и углубление наших познаний в этой области.

Он сел и сейчас же горячим шепотом стал что-то доказывать Рассветову. Тот молча кивал головой, и не понять было: соглашается или нет.

Марина пододвинула Виноградову записку: «Не перевелись еще жрецы чистой науки!» Он прочел, еле заметно улыбнулся и смял клочок бумаги.

После Вустина все несколько минут молчали. Первой не выдержала секретарь парткома Татьяна Ивановна Шелестова. Рослая, плотная, она казалась то суровой, когда густые черные брови сходились на переносице, то удивительно простой и милой, когда весело улыбалась и на щеках появлялись ямочки. Гладко зачесанные и свернутые в узел волосы открывали выпуклый лоб, прорезанный тонкими морщинками.

Сама в недавнем прошлом инженер-мартеновец, Татьяна Ивановна горячо интересовалась всеми новшествами, какие только появлялись в этой области; она поддержала Вустина когда тот настаивал перед директором о приглашении на завод Виноградова.

Татьяна Ивановна встала, резко отодвинула стул, и ее низкий, с металлическими нотами голос встряхнул слегка завороженных слушателей.

— Я, как вы знаете, противник бесстрастного академизма. Аркадий Львович, мне бы хотелось задать вам один вопрос: скажите, что это такое?

Участники совещания с любопытством повернулись к ней, а Татьяна Ивановна положила перед собой тяжелую деталь, на изломе которой были видны характерные лучистые пятнышки, выделявшиеся на более темном, тусклом фоне металла.

Вустин недоуменно сдернул пенсне и уставился на Татьяну Ивановну.

— Вы шутите? Это самые обыкновенные флокены, о которых я только что говорил.

— Те, да не те, Аркадий Львович. Вы видите в них только флокены — иллюстрацию к ученым теориям, а я вижу сломанную деталь, которая больше не будет служить. Может быть, вы и правы и теоретическое обоснование Виноградова несколько расходится с классическими представлениями. Но важно не это, а другое: он предлагает нам практический метод устранения порока. Вот за это-то и нужно ухватиться. Лабораторные результаты заманчивы. Но что скажет производство? Я бы предложила дать работникам Инчермета все возможности, чтобы проверить практическую пригодность новой технологии.

Тут, как ужаленный, вскочил Баталов.

— А кому, интересно, заниматься всеми этими делами? Ученым хорошо: они развели опыты и уехали, а у нас вся работа вверх дном. План-то и так заваливаем. Печи хоть и мощные, а цех тесный, самим повернуться негде. Опять же авария была… А тут придется условия создавать, время тратить. А вдруг плавку в брак загонят? Записано было в мероприятиях, что нужна реконструкция…

— Андрей Тихонович, мы сейчас не мероприятия проверяем. Вас послушать — так цех совсем закрыть надо, — заметил Савельев.

— Но Баталов прав, цех, действительно, с трудом выполняет план, — поднял голову Рассветов, и его