которую он собирается там произнести.
— А здоровье его высочества действительно неважное? — поинтересовалась она, когда он закончил.
— Да, очень плохо, — ответил герцог. — Думаю, его дни сочтены.
— Значит, регент станет королем? — предположила Хиона. — Я недавно подумала, что нет ничего труднее ожидания, я испытала это на себе. Отец всегда говорил в таких случаях: надо запастись терпением…
Герцог засмеялся:
— Этим вы сейчас и занимаетесь?
— Я не знаю, как насчет терпения… — уклончиво ответила Хиона, — по-моему, у меня не слишком хорошо получается.
— Тем не менее вы прекрасно выглядите и не похожи на серую тень, которую я когда-то обнаружил на поваленном дереве.
— В мечтах я воображала, как вы идете ко мне. В тот момент я не поняла, но сейчас отчетливо вижу: вы были окружены сиянием Аполлона!
— Звучит очень поэтично, — признал герцог.
— Да. И вот поэтому… — Хиона остановилась. Герцог вопросительно посмотрел на девушку.
— Не сочиняете ли вы стихи? — спросил он.
На щеках девушки вспыхнул легкий румянец.
— Да, я не собиралась говорить, но стихи посвящены вам. Я попыталась выразить свои чувства. В стихах это проще, чем в прозе…
— О, я польщен! И когда я смогу увидеть их своими глазами?
— Никогда!
Он удивился, а она объяснила:
— Они не столь хороши… Потому что нет слов, даже поэтических, достойных вас. Я написала страницу и порвала. Мне было стыдно, что я не в состоянии выразить словами свои чувства.
— Может, виноват английский? — предположил герцог. — Попытайтесь по-гречески.
— Ах! — воскликнула она, всплеснув руками. — Какая замечательная идея! Именно так я и поступлю. И тогда, я думаю, мне не будет неловко показать их вам.
— С нетерпением стану ждать, — сказал герцог. И задумался: а есть ли среди его знакомых женщин сейчас и были ли в прошлом, кто бы мог написать о нем стихотворение на греческом?
Однако герцог забыл о другом: он должен побудить Хиону сосредоточиться не на нем, а на Люсьене.
Когда они вышли в сад, герцог приказал:
— А теперь делайте так, как я говорю. Попытайтесь помочь Люсьену. Может быть, даже и хорошо для него — обрести любовь и потом ее потерять. Сейчас он очень страдает.
Герцог удивился — бабушка настолько хорошо себя чувствовала, что спустилась ужинать вместе со всеми.
Вечером Хиона вышла на террасу, а через секунду к ней подошел Люсьен. Опершись о каменную балюстраду, они тихо говорили.
Герцог не слышал о чем, но, без сомнения, в голосе Люсьена не было мрачных оттенков, как в последние две недели.
— Очаровательная пара, — удовлетворенно заметила герцогиня.
— Да, оба очень хороши собой, — согласился герцог.
— Хиона красива, уравновешенна, что и нужно молодому человеку вроде Люсьена, — продолжала герцогиня. — Очень приятное создание. Слуги просто обожают ее, да и собаки, и лошади тотчас бегут на ее зов.
— Да, исключительная девушка, — согласился герцог.
— Я счастлива, что она здесь. В общем-то я даже лучше себя чувствую.
— Я всегда говорил, что у тебя ничего серьезного. Тебе просто скучно.
— Ну с Хионой не соскучишься! И, если бы даже она не была героиней столь интригующей истории, которая вполне могла стать основой увлекательного романа, я все равно бы считала ее очаровательной.
Герцог понимал, это — высокая похвала из уст бабушки, редко хвалившей молоденьких женщин, и подумал: Люсьену ничего не стоит потерять голову от новой любви.
Он посмотрел в сторону террасы — она опустела, пока они беседовали с бабушкой.
Герцог уверял себя, что именно этого он и хотел. Но, заметив, как медленно садится солнце, вспомнил свою первую встречу с Хионой на закате, когда он понял, что даже серое отвратительное платье не могло скрыть красоту этой удивительной девушки…
Герцог, не отрываясь, смотрел за окно. Вот-вот на небе появятся звезды, и длинные лучи солнца исчезнут между деревьями. Ему опять вспомнилась Хиона, на сей раз освещенная лунным светом, ее обожание во взоре, устремленном на него…
И Алверстод подумал: а о чем они сейчас говорят с Люсьеном, и смотрит ли она на него такими же глазами, как на него самого?
Он вдруг почувствовал раздражение. Палив себе рюмку бренди, оставленного Симпсоном на столе, герцог пересек комнату и остановился у окна. Скорее всего Хиона и Люсьен болтают в беседке, среди аромата жимолости и роз. В сумеречном свете там очень романтично, и герцог почему-то подумал: не пугает ли Люсьен Хиону своей чрезмерной импульсивностью? Или может быть, он как-то иначе выражает свое обожание?
— К черту все! — раздраженно пробормотал герцог. — Наверное, он пытается поцеловать ее…
От этой неожиданной мысли в нем поднялось какое-то неведомое доселе чувство. Герцог не сумел бы объяснить, что это такое, да и не хотел. Он не мог допустить, чтобы Хиона осталась наедине с мужчиной, с которым только что познакомилась.
Герцог поставил нетронутую рюмку бренди.
— Пожалуй, бабушка, я пройдусь, — сказал он. — Здесь душновато.
— Ну конечно, дорогой. Сегодня невыносимо жаркий день.
Герцог выскочил на террасу и сбежал по ступенькам на лужайку. Вскоре его шаги послышались на каменистой тропе.
Бабушка наблюдала за внуком с легким смущением, отразившимся в ее прищуренных глазах. На своем веку герцогиня повидала немало мужчин. И вдруг она все поняла. Это заставило ее улыбнуться…
Она поудобнее уселась в кресле и с нетерпением стала ждать возвращения молодых гостей…
Беспечным, как казалось самому герцогу, но быстрым шагом, он шел к беседке, но, оказавшись возле нее, обнаружил — она пуста.
— Черт побери, куда они делись? — пробормотал герцог.
А Хиона и Люсьен между тем погуляли по розарию, забрели на огород и добрались до лабиринта.
Возле него Люсьен сказал:
— В детстве я ненавидел этот лабиринт, мне было страшно в нем. А сейчас кажется, я ненавижу его потому, что он похож на мою жизнь. Множество дорог — и все резко обрываются. Значит, я зря потратил время.
В словах молодого человека звучала горечь, и Хиона поспешила утешить его:
— Если каждый из нас будет получать именно то, что хочет, с первой попытки, думаю, нам станет скучно жить.
— Скучно?
— Конечно. Мы просто перестанем прилагать усилия, чтобы стараться чего-то добиться. — Девушка почувствовала, что виконт ее не понял, и постаралась объяснить. — Ну предположим, вы всегда знаете, какая лошадь выиграет скачки. Зачем тогда наблюдать, волноваться? Если вы попадете в каждую птицу, в которую целитесь, зачем ходить на охоту? И так во всем в нашей жизни. Думаю, от неудач успех становится
