Герцог бросил на него быстрый взгляд.
— В чем дело? — спросил он.
— Я боюсь, — неуверенно начал Мидлтон, — что сэр Джарвис уже обеспокоен нашим расследованием.
— А откуда ты знаешь?
— Ну в общем, я проинструктировал своих людей, чтобы они сохраняли строгую секретность. Но один из старших клерков фирмы, председателем которой является сэр Джарвис, исчез наутро после визита наших людей. Это заставляет предположить, что он отправился сообщить сэру Джарвису о происходящем.
— Да, неприятно, — согласился герцог, — возможно, он даже знает или догадывается, что за всем этим стою я.
— Не могу исключить такую возможность, ваше сиятельство.
Герцог молчал. Он думал о Хионе, и интуиция, предупреждавшая его об опасности на войне, подсказывала: если сэр Джарвис что-то пронюхал о его действиях, он может заподозрить, кто и куда увез Хиону.
Чувство опасности было настолько сильным и настойчивым, что герцог решил немедленно увидеть Хиону и предупредить о происходящем. Перевезти ее в другое место.
Он решительно поднялся, проговорив:
— Благодарю, Мидлтон, спасибо тебе огромное. Теперь позавтракай после дороги, встретимся немного позднее.
— Благодарю вас, ваше сиятельство.
Герцог вышел из столовой и, пока шел до холла, думал: поехать до Дауэр-Хауса верхом или в двуколке?
Герцог подошел к дворецкому, и тот сообщил:
— Лошади, которых вы велели, ваше сиятельство, показать вам для оценки, уже ждут.
Боже, герцог совершенно забыл о них! После утренней прогулки верхом он сказал конюхам, что хочет посмотреть еще раз ту пару гнедых, которую купил на прошлой неделе в Таттерсолз.
— Я, пожалуй, возьму их и поеду на фаэтоне, — сказал он, — кстати, посмотрю их в деле.
Герцог подумал: если он поедет на них в Дауэр-Хаус, то убьет сразу двух зайцев — оценит животных и успокоит свое волнение. Он даже посмеялся над своими страхами, пытаясь убедить себя, что чувство опасности в такой чрезвычайной ситуации излишне. Совершенно невероятно, чтобы сэр Джарвис догадался, где прячется Хиона. Но тем не менее зачем рисковать?
— Я еду в Дауэр-Хаус, — сказал он дворецкому.
Когда он подходил к входной двери, по лестнице спускался Хибберт с парой чистых перчаток для верховой езды вместо утренних, запачканных.
Герцог, сам не зная почему, решил взять с собой Хибберта.
— Поедешь со мной, — бросил он слуге.
Через минуту он уже был у фаэтона.
Вскочив на сиденье и подхватив вожжи, Алверстод приказал Хибберту сесть рядом.
Гнедые, хорошо натренированные, были слишком горячи и резко взяли с места.
Герцог, натянув вожжи, направил коней к дубовой аллее, потом на дорогу, кратчайшую до Дауэр- Хауса.
Хибберт молчал, но герцог понимал: он настороже от любопытства и кожей чувствует — с хозяином что-то происходит.
Герцог не стал ничего объяснять, а только сказал:
— Мне кажется, ты мне сегодня понадобишься, Хибберт. Будь готов ко всему.
— Вам кто-то или что-то угрожает, ваше сиятельство?
— Честно говоря, сам не знаю, — ответил герцог. — Но могут возникнуть проблемы.
— Надеюсь, так и будет, — ответил с улыбкой Хибберт. — Иначе в мирное время настоящие мужчины размягчаются.
Герцог только улыбнулся в ответ. Он и сам считал так же, но ничего не стал говорить, сосредоточившись на лошадях.
Хиона спала плохо. У нее было такое ощущение, что, желая ей спокойной ночи, герцог был чем-то раздражен. Она понятия не имела, в чем дело, но в его голосе ей послышалась резкость, глаза обрели стальной оттенок, и она подумала: он словно спрятался в скорлупу и уже не был таким теплым.
«Что его так вдруг встревожило? Что я такого сделала?» — спрашивала она себя.
И, хотя девушка слово за словом припомнила все сказанное за вечер, она не нашла ничего такого, что могло столь внезапно изменить его отношение к ней.
Если бы не было Люсьена, она бы набралась мужества и спросила его. Но после того как герцог подошел к ним в саду, они все втроем вернулись в дом. И тут он простился с бабушкой.
— Мы увидимся завтра? — спросила Хиона.
— Понятия не имею, — холодно ответил герцог.
— Ну тогда мы станем страстно ждать твоего возвращения, — сказала бабушка. — Я надеялась, ты будешь с нами на ленче.
— Я подумаю, — ответил герцог.
Он поцеловал в щеку бабушку и пошел к двери, не говоря ни слова Хионе. Но она вышла за ним в холл и умоляюще заглянула ему в лицо. Он молча взял у нее цилиндр и перебросил через руку плащ.
Хиона не могла не вспомнить, как в деревенской гостинице изображала его сестру, и подумала: не будь он в таком странном настроении, она бы непременно рассмешила его этими воспоминаниями.
Когда герцог направился к двери, Хиона печально сказала:
— Спокойной ночи, ваше сиятельство…
Не оборачиваясь, он бросил, как если бы говорил из ледяных далей Северного полюса:
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи и спасибо, — сказал Люсьен.
Ей показалось, он хочет еще что-то добавить, но, не желая задерживать опекуна, поспешил за ним и вскочил в экипаж.
Они отправились, а Хиона смотрела вслед экипажу, пока тот не скрылся из виду. Девушке показалось, что ее сердце уехало в нем…
Спустя несколько часов, в темной спальне, Хиона призналась себе, что любит герцога.
— Я люблю его, я люблю его, — жарко шептала она в подушку.
Для нее он был Аполлоном, солнцем… Всем, всем… Но могла ли она на что-то надеяться?
— Он спас меня… Принес надежду… Дал новую жизнь… Как я могу требовать от него еще чего-то? — говорила она в темноту.
Хиона, конечно, понимала: она действительно хочет от него гораздо большего. Она хотела, чтобы он ценил ее, обожал и, главное — любил. Она спрашивала себя: как можно быть такой самонадеянной? Но что делать — он ей нужен, только он один…
Никто не властен над любовью.
Лишь по неопытности Хиона не поняла, что влюбилась в герцога в ту же секунду, как впервые увидела. Он пленил ее сердце, оно ей больше не принадлежало.
— Я люблю его. Я люблю его…
Она не могла уснуть до тех пор, пока звезды не начали тускнеть и первые золотые лучи солнца появились на небе. Только тогда она забылась, но слово «любовь» так и застыло у нее на устах.
Хиона проснулась рано и оделась задолго до того, как можно было пойти навестить герцогиню.
В прошлом красавица, герцогиня и сейчас не выносила, чтобы кто-то увидел ее без румян, без прически. И только элегантно одетая, возлежа на кружевных подушках у открытого окна среди аромата цветов, наполнявшего комнату, она готова была встретиться с домочадцами, желавшими ее общества, в том числе и с Хионой.
— Прекрасный день, — сказала герцогиня вошедшей в комнату Хионе. — Я надеюсь, когда внук
