должны только восхищаться им — таким, какой он есть, и быть очень, очень благодарным за привилегию любоваться чем-либо столь совершенным.

— «Именно так мне и следует поступить» — подумал я при встрече с вами, — сказал герцог.

Элизабет почувствовала смущение и не спускала глаз с орхидеи.

— Что мне хочется сделать, — продолжил герцог, — так это увезти вас далеко отсюда… в мое поместье в Девоншире, где я живу.

— В Девоншире? — удивленно пролепетала Элизабет.

— Мой дом в Девоншире не такой старинный, как замок, но также достоин внимания и, на мой взгляд, весьма удобен. Я разбил там парк, который, надеюсь, станет одной из наиболее ярких достопримечательностей Англии!

Элизабет молчала, затаив дыхание, а герцог продолжал:

— В поместье еще очень многое надо сделать, потому что я создаю не только английский парк, но и японский сад, который весьма необычен для наших мест, к тому же там у меня тоже имеется весьма обширная коллекция орхидей.

— Поразительно! — воскликнула Элизабет.

— Кроме того, я задумал создать и питомник лекарственных трав, — продолжал герцог, — и я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.

— Разумеется… Я была бы рада… помочь вам, — проговорила Элизабет, — но я не понимаю, каким образом…

Герцог взял ее руку.

— Я прошу вас, — медленно произнес он, — стать моей женой!

Он почувствовал, как пальцы Элизабет напряглись в его руке.

Спустя мгновение она повернулась и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.

— Вы просите меня… стать вашей женой? — едва слышно прошептала она.

— Я полюбил вас с первого взгляда, — сказал герцог. — Сначала я не хотел спешить открывать свои чувства, но сегодня вечером, когда раскрылись цветки этой орхидеи, я почувствовал: для меня ее цветение — знак, что, возможно, и я вам нравлюсь хоть немного.

— Да, конечно… вы нравитесь мне! — ответила Элизабет, — и мне было так… хорошо… я была так счастлива с тех пор, как я приехала в ваш замок. Но…

Умолкнув, она посмотрела куда-то в сторону, и он чувствовал, как пальцы ее дрожат в его руке.

Он ждал. Наконец, после довольно долгой паузы, она сказала:

— Но я приехала сюда потому, что… Алоиз надеялась, что вы сделаете ей предложение…

Герцог улыбнулся:

— Много молоденьких женщин думали так же, но я достаточно умен, чтобы понять, что, хотя все они стремятся стать герцогиней, лично я как человек их мало интересую.

— Не могу поверить. Герцог сжал ее пальцы в своих.

— Мне кажется, любимая, — сказал он, — что вы все-таки любите меня, хотя и боитесь признаться в этом.

Он ощутил, как она затрепетала.

— Я была… по-настоящему… счастлива… рядом с вами…

— В таком случае все остальное не имеет никакого значения. Свет меня не интересует, и мы вместе сможем заниматься нашим парком. Мы превратим его в такое редкостное по своей красоте творение, что он станет своего рода вкладом в упрочение славы Англии.

Он почувствовал, что его слова тронули ее душу, ее глаза сияли, когда она посмотрела на него.

Но Элизабет снова отвела взгляд и быстро заговорила:

— Нет-нет, ну конечно, нет… Я не могу… причинить боль Алоиз, к тому же… она разгневалась бы… на меня.

— Я знаю, как решить эту проблему, — сказал герцог. — Некто вчера вечером признался мне, что страстно влюблен в Алоиз, и он мог бы стать вполне подходящим мужем для нее.

— Вы говорите о… графе Элдерфильде? Он показался мне очаровательным молодым человеком, — заметила Элизабет.

— Совершенно верно, — заметил герцог. — Вот именно — молодой, а вы ведь понимаете, Элизабет, что я по возрасту гожусь Алоиз в отцы.

— Но, однако, она… любит вас, — с отчаянием произнесла Элизабет.

Герцог покачал головой:

— Она ослеплена идеей стать герцогиней Кэрнторпской, добиться положения при дворе и, конечно же, сделаться объектом зависти своих соперниц.

Элизабет знала — это было правдой и ей нечего было возразить герцогу.

Но вместе с тем она спрашивала себя, вправе ли она принять предложение человека, любви которого так добивалась ее дочь.

— Предлагаю вам, — сказал герцог, — оставить за мной решение всех проблем.

Элизабет уже готова была ответить ему, но неожиданно вскрикнула:

— О, я все время думала только об Алоиз, но я совсем забыла о такой ужасно важной вещи, ведь как бы сильно…я вас ни… любила… мне нельзя… выходить за вас замуж.

— Почему?! — спросил герцог.

— Потому что герцогу Кэрнторпскому необходим наследник!

Говоря об этом, Элизабет подумала, что она сама, своими руками, сознательно уничтожает свой единственный шанс на будущее счастье.

Но в то же время она была уверена, что поступает правильно.

— Я предполагал, что вы можете задуматься над этим, — сказал герцог, — но я доверю вам то, чего никогда еще никому не говорил. Я имею в виду причину, по которой я не имел никакого намерения когда- либо снова жениться.

Элизабет взглянула на него, и он увидел в ее глазах тревогу.

Он обнял ее и крепче прижал к себе.

Она не противилась.

Он ясно видел теперь, хотя понял это еще раньше, еще до того, как заговорил с Элизабет о браке, что она уже полюбила его, хотя еще и не решалась признаться себе самой в этом.

— Мой отец женился на моей матери, когда ей было восемнадцать, — начал он. — Это был брак по сговору, но они полюбили друг друга и их медовый месяц был очень счастливым.

Продолжая рассказывать, он чувствовал, что Элизабет ловит каждое его слово.

— Вскоре после того как они вернулись в замок, моя мать узнала, что ждет ребенка. Она рассказывала мне, что была в восторге от этого. В то же время, возможно, потому, что она была еще слишком молода, она чувствовала себя очень плохо и расстраивалась, что не способна быть отцу хорошей женой и настоящей хозяйкой в замке.

Он умолк, потом заговорил снова:

— Ей приходилось очень тяжело после моего рождения, и, несмотря на ее молодость, ей потребовалось значительное время, чтобы поправиться.

— Мне было столько же, когда я родила Алоиз, — сказала Элизабет, — и я хорошо представляю, что должна была чувствовать ваша мать.

— Два года спустя мать забеременела вновь. Уже позднее я начал понимать, что моим отцом владела навязчивая идея иметь несколько сыновей с тем, чтобы никакая случайность не помешала сохранить прямой порядок наследования. По правде говоря, это было похоже на безумие.

Элизабет вспомнила, как горько был разочарован ее муж, когда после рождения Филомены им сказали, что они не смогут больше иметь детей.

Для него это означало, что у него не будет сына, которому он мог бы передать по наследству их замечательный дом — предмет его гордости, — построенный еще в эпоху королевы Елизаветы.

— Моя мать родила еще восьмерых детей, прежде чем наконец-то на свет появился мой младший брат, — продолжил свой рассказ герцог, и голос его был более резким. — Моя мать слабела, и каждые