свечку ему за упокой поставить. Ну, жив и жив… Главное, следствие, считай, накрылось медным тазом.

– Ты так считаешь? Кстати, а почему тебя так беспокоит это следствие? Хухминского прикончил не ты – сам мне об этом говорил, к смерти женщины отношения не имеешь… С чего такая нервозность?

– Я обеспечиваю интересы Барона. Мент о том, что он вообще существует, не должен даже догадываться. Поняла? А этот опер слишком уж резво начал рыть совсем не туда, куда надо бы. Вот другие, кого назначат вместо него, мне думается, окажутся не такими прыткими. Кстати, а ты не хотела бы его навестить?

– И какой предлагаешь для этого повод? И вообще, какой в этом посещении смысл?

– Повод? Ты в него влюбилась и пришла проведать, едва узнав, что он в больничке. Вот… А смысл? Надо убедиться – он и в самом деле схлопотал «пером» в ребра или только притворяется.

– А какого бы хрена ему надо было притворяться? – едко рассмеялась Майя. – Прямо как в том шансоне: лежу с оторванной ногой и притворяюсь, будто больно.

– Не знаю! – язвительно хмыкнул Ежонов. – Еще тебе надо выяснить, опознал ли он этого шизика Васю, когда тот его пырял, и не трепанул ли ему чего-нибудь этот дебильный «отелло». Ну, как это бывает? Ножом пырнул, да еще и своей удалью похвастать хочется. Ну и ляпнул что-нибудь неподходящее. Он же за тобой следил, этот Вася? Мало ли чего ему удалось пронюхать? Сама знаешь – иногда одно слово стоит целой жизни.

– Ну а если он Ваську опознал, если тот ляпнул что-то для тебя нежелательное, что тогда?

– Тогда? На Гусевской у Барона есть свой человек, который примет меры, чтобы опер больше уже никого и никогда не опознавал. Да и Васю придется срочно «зачистить».

– У вас что, совсем крышу сорвало? – рассвирепела Майя. – Только попробуйте – сама пойду в ментовку с повинной. Мне еще не хватало оказаться в роли соучастницы.

– А ты-то будешь при чем? – зевнул Вадим.

– Что-то наподобие ты мне вчера уже говорил. Да я как будто ни при чем. Но участковый сегодня пришел не к тебе, а ко мне. И не ты, а я подписывала протокол допроса. И еще. А ты уверен, что я там не столкнусь с его женой? Мне еще не хватало стычки с какой-нибудь ревнивой бабой!

– Свой человек сообщит, когда она уедет с Гусевской, – уже с нотками раздражения в голосе пробурчал Вадим. – Так что не паникуй. Все будет тип-топ. Ну что, Май, все хо-кей? Мы договорились?

– Ладно, съезжу… Но не сейчас же?! Мне, как тебе должно быть известно, надо появиться на работе. Кстати, я уже опоздала. Созвонимся!..

Борис в роли больного оказывался нечасто. Можно даже сказать, случалось это крайне редко. В основном он встречался с медиками по поводу каких-либо травм или легких ранений, полученных им при задержании слишком уж буйных «клиентов». Что касается простуд или желудочных расстройств, то по этой части как перспективный пациент он был совершенно безнадежен. Безнадежен в том смысле, что дождаться, когда заболеет каким-нибудь макробронхитом или энтеритом, было делом бесперспективным. И залогом тому была его отменная спортивная форма, которую Петрухин поддерживал постоянно и всемерно. А еще периодическое моржевание.

…Когда-то, в середине девяностых, во время учебы в институте МВД, который раньше назывался «школой милиции», вместе с другими курсантами он был направлен патрулировать один из участков волжского берега, где намечалось массовое купание горожан в крещенскую ночь. Учитывая, что предполагалось большое скопление народа, чреватое всевозможными нарушениями порядка, к «иордани» – большой квадратной проруби, кем-то трудолюбиво прорубленной у городского пляжа, городские власти направили несколько патрулей, сформированных в основном из курсантов.

Петрухин впервые в жизни присутствовал на крещенском купании. До этого моржей он видел только по телевизору и даже представить себе не мог, как это – взять и залезть в ледяную воду. Брр-р-р!.. Ближе к полуночи рядом с «иорданью» собралась огромная толпа. На берегу выстроились десятки, если не сотни самых разных авто. Напротив проруби на берегу стоял вагончик с яркой надписью: «Клуб моржей «Нептун». Возле него было особенно людно.

Когда настала полночь, толпа задвигалась, и к «иордани» с банками, ведрами, бидонами поспешили жаждущие запастись «святой водой». Старший их группы, пышноусый капитан Ломов, тут же отдал команду:

– Цепочкой стать по кругу, всех сразу не пропускать, чтобы не было давки и кто-нибудь не улетел в прорубь!

Курсанты быстро оцепили прорубь, и откуда-то из-за спин появился совсем еще молоденький батюшка, с круглым мальчишеским лицом и жиденькой, еле приметной бороденкой. С наисерьезнейшим видом юный попик выполнил чин освящения воды, после чего у «иордани» началось заполнение всевозможных емкостей.

Ближе к часу ночи от вагончика, по настеленным на снегу коврикам и половичкам, к проруби цепочкой потянулись моржи. Они подходили к «иордани», неспешно спускались в воду, от которой в свете прожекторов поднимался пар – мороз той ночью и впрямь ударил настоящий, крещенский, окунались с головой и спешили обратно к вагончику. К удивлению Бориса, среди моржей были не только зрелые, крепкие люди, но и совсем старенькие дедушки-бабушки, школьная ребятня и молодежь его возраста.

Каждое погружение в воду зрители встречали ликующими воплями, как если бы они сами были причастны к этому действу. Сосед Бориса по оцеплению, указав на девушек, в одних бикини направляющихся к проруби, восхищенно причмокнул и заметил вполголоса:

– Смотри, какие классные русалочки!

– А разве не моржихи? – усомнился Борис.

– Нет, моржами у них только мужиков зовут, а дам – русалками, – с видом знатока пояснил тот.

Борис и сам уже обратил внимание на девушку, проходившую мимо. У «иордани» скопилось слишком много желающих искупаться, и поэтому цепочка моржей свое продвижение замедлила. Как и на прочих, на девушке был лишь легонький купальник, а ее длинные, пышные волосы были собраны в узел. В тот момент она показалась Петрухину прямо-таки неземной красоты. Когда русалка поравнялась с ним, после недолгой борьбы с самим собой он решился спросить:

– Девушка, а вам не холодно?

– Мне-то не холодно, – улыбнулась она, – а вот вы, я смотрю, замерзли…

– Так согрейте же нас! – В их диалог вклинился сосед Бориса.

– Грейтесь в проруби! – рассмеялась она. – Тут – минус пятнадцать, там – плюс три. Делайте выводы!

Это была Ирина. В тот вечер они и познакомились. Но вначале, чтобы не уронить себя в глазах русалки, когда у «иордани» толпа постепенно начала редеть – зрители, замерзнув, начали разъезжаться, и остались только те, кто намеревался, несмотря на мороз, попытать крещенского купания, – он тоже окунулся. Ощущение было во всех смыслах потрясающее. По-зимнему ледяная вода показалась ему обжигающим кипятком.

Быстро обтершись предложенным кем-то полотенцем, он торопливо оделся, надеясь успеть к вагончику моржей до той поры, пока там кто-то еще есть. В этот момент к «иордани» подвалила компания подвыпивших пэтэушников. Их, судя по всему, предводитель внезапно тоже воспылал жаждой крещенского купания. Сбросив одежду, под гогот и подначки своих приятелей, он прыгнул в прорубь в широченных, цветастых «семейниках», поскольку лестница, стоящая в «иордани», была занята каким-то дедом, который никак не мог накупаться. Когда парень начал выбираться из проруби, к нему подбежали двое из его компании и, желая помочь своему корефану, схватили его за руки и резко рванули из воды. Усилиями друзей новоявленный морж мигом взмыл над прорубью, и вся округа тут же огласилась хохотом – его трусы остались плавать в воде…

Борис поспешно отпросился у Ломова и чуть ли не вприпрыжку помчался к вагончику. Столкнувшись у входа с одним из моржей, который уже в пальто и шапке вышел собирать коврики и дорожки, он, смущаясь, поинтересовался:

– А вы не скажете, вот девушка отсюда тоже шла купаться… Красивая такая, волосы завязаны узлом, в фиолетовом купальнике…

– Гм… Кто ж это у нас? А, может быть, новенькая? Я ее не знаю, она тут первый раз была. По-моему,