как будто утро не узнало
своих вечерних облаков,
как будто всадник к этой встрече
и к этой рифме не готов.
в его гербе орел старинный
устало крылья расправлял,
и львы бродили — там где поле
девиз лазурно разделял.
их непохожее рычанье
будило крепнущую стать,
и осень мерно отмечала
поверхность каждого листка.
то золотой особой метой,
то светом звонко-световым,
то ветром просто колебала
пожарищ выдуманный дым.
подходит ветер, говорит
на языке своем ветвистом,
а вместо пауз — тишина
сквозь затихающие листья.
ведь дождь весь состоит из слов
из вертикальных строк шумящих...
число не спит, сон числа — это ноль.
нечем закрыть холод, и даже счет
его закрыт свежим сном.
даль всегда стоит по порядку первой
или третьей или...
он прислонился, тень не сама последо
вала его примеру. стена дважды в год
становилась осенней. из окна вид.
ветер берет вид и несет к другим.
навстречу другой а с ним другое. это
называется столкновением.
она спросила: кто вы?
он: почти что граф, но только нет.
и ветер долго удивлялся, неся столь
северный ответ.
с годами форма облаков изменяется,
изменяется и форма ветра, лишь годы
не...
вдруг холод изменился и стал гораздо
неизменнее, я подумал: что это — Боль
шая Ошибка или Ордынка?
в ответ прогрохотал ответ — то с крыш,
то нет,
то с самых кровель,
и ветер, изменяя цвет,
казался вздувшеюся
кровью
и в самом деле, ничто так не дробится, как
ничто. на этом его свойстве основана не
только плавучесть судов, но и тонучесть
многих из них.
например, самый затонувший в мире корабль —
это корвет «Ханская ночь», который
приходился дальним фрегатом острову
Поползновения.
впрочем, история эта не имеет начала,
следовательно она из тех историй, которые
рано или поздно начнутся, если я не прав,
то галера, именем которой назван один из
берегов Бургундского океана, была прикована
той же самой цепью к тому же самому началу,
что и вышеназванная правота.
— но кто владелец этого океана? —
спросите вы.
отвечу: по сей день — Посейдон.
1983—1988
приснись, старинный плен — хотя бы в виде ночи,
хотя бы в виде сна с единственной звездой,
которой каждый луч таинственно отточен
и явью обагрен заоблачно-густой.
приснись, старинный плен, приди из ниоткуда:
ведь ниоткуда — здесь, а никогда — сейчас.
у воздуха уже соленый привкус чуда,
прозрачный привкус слез из падающих глаз.
о, снов голубизна — основ чугунной яви!
не твой ли быстрый цвет грохочет по мостам,
как будто поцелуй за грохотом объявят
словно старинный плен, безмолвные уста?
о, дождь Венеции, о, дож венецианский,