Фонтэн все еще был занят, и Поль, лавируя в негустой толпе, вернулся к трибуне. Высокие персоны уже начали прибывать. Наиболее популярных или озаботившихся клакой приветствовали здравицами и аплодисментами. Нескольких военных встретили не очень благожелательно, хотя и не свистели. Поль зевнул и принялся просматривать газеты. Собратья отбывшего в провинцию вместе с супругой Пикара не жалея сил объясняли, почему надо снести колонну и как будет после этого хорошо. Не обошлось и без карикатур: омерзительное чудовище, скорее драконо-, чем птицеобразное, выбиралось из своего логова, чтобы со спины напасть на прекрасную Республику. В качестве логова фигурировал злосчастный монумент.
– А вы, Дюфур, отважный человек, – заметил коллега из «Сирано». – Больше года пугать читателей василисками и явиться в такой ужасный момент в такое ужасное место.
– Ну что вы, – потупил взгляд Поль, – разве же это отвага? Вот годами хладнокровно играть в карты с самим Сент-Арманом… Прошу простить.
Стук молотков стих – каменщики закончили свою часть работы, и Дюфур бросился наперерез господину инженеру. У трибуны раздались крики – появился Маршан, но Поль даже не обернулся. Застигнутый врасплох Фонтэн согласился развеять опасения публики. Он осознавал важность своей миссии и не собирался допускать ни случайностей, ни неудач. Все тросы были тщательно проверены, лебедки испытаны под соответствующей нагрузкой, рабочие и помощники – детально проинструктированы. Обстоятельность и дотошность проекта удовлетворили бы самого кайзера, даром что Фонтэн был родом южанин и в обычной жизни отличался как темпераментом, так и страстью к экспансивным выходкам. Так то в обычной, сейчас же, на глазах стольких важных персон, журналистов, публики, инженер был сама деловитость. Еще бы: удачное завершение работ всему миру покажет, насколько хорош Андре Фонтэн, и, чего уж скрывать, принесет новые выгодные заказы.
– Нет-нет, – увещевал он, – беспокоиться не о чем. Колонна упадет вдоль рю дю Тампль точно на подготовленные подушки. Я не исключаю, что она расколется, но все, что нам угрожает, – это облако пыли и специфический запах.
– Вы уверены?
– Разумеется, молодой человек! Я и мои помощники обошли все установленные на площади механизмы и тщательно проверили каждый элемент, не забывая и о рабочих. Кого-нибудь могли угостить стаканчиком- другим, с жаждущей развлечения публики станется, но нет, все трезвы и свои обязанности помнят назубок… Я вижу, мсье премьер уже здесь. Без пяти два, пора.
Эжени казалось, что оркестры играют нестерпимо громко, будто музыканты вознамерились обрушить монумент, как стены Иерихона; трубные торжествующие звуки вызывали головную боль, но молодая женщина терпела. Анри извинился и отошел, баронесса осталась одна, потом появились три дамы и тихий пожилой господин, их кресла были по другую сторону прохода. Господин поздоровался и выразил соболезнования, Эжени ответила и торопливо поднесла к глазам театральный бинокль. Сверху подступившее к разборным решеткам людское сборище казалось шевелящимся ковром, а мальчишки, облепившие голые каштаны, – вертлявыми жучками.
Подошел официант, принял заказ у соседей, что-то спросил, Эжени, почти не понимая, кивнула. Оказалось, она что-то заказала для себя и Анри. Кузен вернулся, как раз когда подали кофе, женщина тронула дымящуюся чашечку, но горло сдавило, и кофе так и остался на столике рядом с сахарницей и пустой пепельницей. Музыканты замолчали, стало слышно, как тихий господин перечисляет политиков и коммерсантов. Это мешало и сбивало с мысли. Эжени пыталась сосредоточиться, а в голове крутились обрывки бравурных маршей и полузнакомые имена.
– Мадам, ваш кофе почти остыл.
– Вы! – вскрикнула Эжени, и сидевшая через проход дама удивленно обернулась. – Слава богу!
– Отсюда лучше видно. – Дюфур немедленно уселся, загородив любопытную соседку. – Я не заметил внизу ничего опасного. Фонтэн и жандармы знают, что делают, колонна упадет куда требуется, а давки не допустят, даже если на площадь выбежит тысяча ящериц. Конечно, может начаться пожар или от сотрясения рухнет какой-нибудь балкон – не наш, мы слишком далеко, и здание совсем новое…
– Я проверил ближайшие лестницы, – перебил кузен. Анри и Поль говорили быстро и тихо, словно Эжени здесь не было. – Спасибо Маршану, в отеле нет постояльцев, только приглашенные и прислуга. Если придется выбираться, лучше на рю де Мюра через подвальный этаж. Там подсобные помещения… Я поговорил со швейцаром, он из Легиона и не дурак.
– Отлично. Мадам, обещайте, что будете нас слушаться.
– Но, – начала Эжени и, вспомнив о соседях, тоже понизила голос, – я же объяснила почему. Я…
– Мы помним, но де Шавине пытался спастись. Следуя вашей логике, вы должны поступить так же. К тому же, если останетесь вы, останемся и мы.
– Это следовало сказать мне. – Анри посмотрел в глаза Эжени. – Кузина, вы знаете, что в Легионе запрещены дуэли? Их заменяют рейды за Реку. Не в одном отряде, само собой. Могут вернуться оба, может кто-то один или вообще никто, но полковник свидетельствует, что дуэль состоялась. Если считать вас и барона де Шавине…
– Господа, – кокетливо произнесла все та же дама, – начинают. Какая жалость, что мы не слышим речи Маршана!
– Завтра она будет во всех газетах, – откликнулся Дюфур, – но вряд ли он затмит «кровавый ручей в мирном саду» от покойного Пишана.
– И все равно как бы я хотела слышать! Это несправедливо – лишать нас того, что позволено толпе…
Дюфур что-то ответил, что именно, Эжени не поняла: баронессу накрыла знакомая по снам волна ужаса; ее тянуло закричать, вскочить и убежать – в подвал, в Клены, на Золотой берег, куда угодно, лишь бы не слушать гул толпы и не смотреть на доживающую последние минуты колонну. Внезапный грохот оркестра заставил женщину вздрогнуть. Наверное, она переменилась в лице, потому что взгляд Анри стал тревожным. Кузен коснулся ее руки и одним губами спросил:
– Уйдем?
Она покачала головой и подняла свой бинокль. Предназначенный для театра, он все же позволял видеть, как по окончании марша из «Взгляда василиска» мсье Фонтэн поднимает руку, а его помощник выбрасывает в воздух ярко-желтый флажок и размахивает им над головой. Раз – и провисла часть фиксировавших колонну канатов, теперь ненужных. Красный флажок – и рабочие налегли на рукояти лебедок. Оставшиеся канаты натянулись, завибрировали, и по площади прокатился глухой тревожный стон… Скрип, треск, и вот, немного поупиравшись, колонна дрогнула и покачнулась.
Инженерный расчет оказался верен – гранит и бронза не устояли. С грохотом развалилось полуразрушенное основание, а сам столп начал заваливаться на заранее постеленное для него позорное ложе.
Эжени задохнулась от ужаса, сердце забилось так быстро и сильно, что женщина прижала к груди руку. Словно во сне, она слушала нарастающий общий крик, достигший апогея в тот момент, когда земля ощутимо вздрогнула. Длинное тело колонны скрылось в клубах пыли и взметнувшейся каменной крошки, следом вороньей стаей к небу ринулись шляпы, шляпки и букеты. Оркестр грянул первые такты гимна, и тут из оседающего серого облака стало подниматься что-то темное…
Колонна отскочила от земли, вернее, от спружинившей «подушки»? От навоза?! И почему… почему она изгибается?! Плавно изгибается, будто каучуковая… Камень и металл так не могут!
– Идем! – Капитан схватил Эжени за руку и поволок с балкона. Поль рванулся поднять оброненный бинокль, чувствуя спиной стремительное, рассекающее воздух движение. Когда газетчик распрямился, пыль почти осела, и
«Иногда василиску приписывалось человеческое лицо», но этот обошелся куриной башкой. Размером с омнибус. Быстро скользящее вниз по «шее» вздутие знаменовало последний путь мсье инженера… или какого-то другого мсье. Красноречивый бугорок пропал, и монстр шевельнулся, озирая площадь. Взмыло белое облачко – ударили изготовившиеся к салюту пушки, грохнуло, и тут же взметнулась и рухнула вторая колонна… Хвост! Хвост хлестанул по злосчастной батарее под аккомпанемент еще гулявшего между домами
