— Ну, обручальное кольцо?
— Нет.
— Выбросила? — спросил Ник так легко, словно речь шла о грошовой бижутерии.
— Нет. Продала.
— И много дали? — усмехнулся он.
— Полторы тысячи.
— Продешевила.
— Сама знаю. Деньги очень нужны были. Дарра под машину попала. Ногу сломала, бедро, операцию пришлось делать, а потом я еще девочку нанимала, сидеть с ней... — Нэнси поймала себя на том, что чуть ли не оправдывается — хотя какое ему дело?!
—Ладно, завтра принесут образцы — выберешь новое, — небрежно отмахнулся он и добавил, словно объясняя: — Ты — моя жена.
«На два месяца», — подумала она и спросила, чтобы сменить тему разговора:
— У тебя ноги уже не болят?
— Нет. От этой штуки быстро проходит. Мне еще массаж сейчас предстоит, ты подождешь с ужином?
— Ладно, я пока с собакой схожу. Только переоденусь.
Все так обыденно, словно они уже много лет вместе, словно не только вчера Ник неожиданно снова ворвался в ее жизнь...
Увидев, что он не понял намек и не собирается двигаться с места, Нэнси выбрала в шкафу джинсы со свитером и кроссовки (может, миссис Райан такое носить и не положено, но гулять с собакой в сапожках на каблуках — это тоже не сахар!) и направилась в сторону ванной. Когда она проходила мимо Ника, он внезапно ухватил ее за предплечье и притянул к себе.
Взглянул снизу вверх, тихонько рассмеялся:
— Не волнуйся так. Пока все идет хорошо, — и, прежде чем Нэнси успела отдернуть руку или сказать что-то, отпустил.
Этого района Нэнси не знала и шла куда глаза глядят. Шла, мысленно продолжая разговор, — и сама толком не зная, с кем говорит. С Ником — но с каким? С тем, прежним — нервным и сердитым, чутким и добрым, — который когда-то заставил ее еще раз ненадолго поверить, что в жизни все будет хорошо? Или с чужим приезжим миллионером, который хотел побыстрее решить «мелкую проблему» и в ответ на все возражения, на все попытки что-то объяснить методично и полупрезрительно набавлял цену: «Сто тысяч... двести тысяч...» А может быть, с придуманным, никогда не существовавшим человеком, готовым выслушать ее — выслушать и попытаться понять?..
«Все та же?.. Нет, уже не та, Ник. Совсем не та. И ты про меня ничего не знаешь...»
По лицу текли слезы, Нэнси смахивала их, вытирала перчаткой нос — и рассказывала о том, как приехала в Денвер, как устроилась работать на телестудию, как спустя год купила дом — тот самый, с которым теперь придется расстаться. Как постоянно не хватало денег, как она болела, простужалась, как взяла Дарру, совсем тогда еще маленькую, — и почти сразу снова заболела, и ходила с ней гулять, больная, и боялась, что по дороге упадет. Рассказывала все то, чего не рассказывала никому — потому что это никогда никого не интересовало...
— И ты знаешь, что самое страшное, Ник? — сказала она громко, вслух, последнее, что хотелось сказать. — Я больше ни о чем не мечтаю. Только — чтобы меня все оставили в покое...
Обратная дорога заняла куда больше времени. Для начала Нэнси, думая, что срежет путь, свернула в тупик, а потом, когда вышла на проспект, порывы ледяного встречного ветра с редкой снежной «крупкой» не давали ей идти быстро.
Она семенила, наклонив голову, прикрывая одной рукой нос, а другой — грудь, и изредка бормоча трусившей рядом Дарре: «Ничего, девочка, ничего — скоро мы уже придем!»
К тому времени, как они добрались до места, Нэнси казалось, что в ее теле не осталось ни единой частички, которая бы не ныла от холода. Она почти вбежала в дверь и замерла, наслаждаясь потоком теплого воздуха, который поддувал откуда-то снизу и охватывал ее с ног до головы. Как мало надо человеку для счастья...
— Миссис Райан, с вами все в порядке?
Нэнси открыла глаза и уставилась на появившегося непонятно откуда швейцара — еще секунду назад в коридоре никого не было.
— Да... — попыталась выговорить она — губы все еще слушались плохо. — Просто замерзла очень.
— Да, похолодало сегодня к ночи изрядно, — вежливо подтвердил швейцар, словно для него было обычным делом видеть столь непрезентабельно выглядевших высокопоставленных клиенток. — Вам помочь дойти до лифта? Мистер Райан звонил уже вниз, беспокоился.
Ник, похоже, и впрямь беспокоился изрядно. Стоило Нэнси выйти из лифта, как он вылетел в коридор — босиком и без рубашки.
— Господи, ну куда ты пропала?! Я уж не знал, что и думать!..
Схватил за плечо — словно чтобы убедиться, что она живая.
Почему-то подумалось: «А это уже было...»
— Извини, я заблудилась...
— Пойдем скорей, ты замерзла, наверное. На улице, говорят, жутко холодно.
— Холодно... — машинально согласилась Нэнси.
Она и забыла, какой он здоровенный и мускулистый, — а теперь увидела и вспомнила... И вспомнила, какие мягкие волосы у него на груди...
— Я думал, ты вот-вот придешь, заказал ужин, а тебя все нет и нет.
...И какими твердыми становятся плоские коричневые соски, стоит легонько прикоснуться к ним...
Черт возьми! Вывернувшись из-под его руки, Нэнси устремилась к открытой двери номера. Показалось вдруг, что он может прочесть ее мысли...
Пальцы с холода слушались плохо. Она нетерпеливо дернула затянувшуюся завязку капюшона и снова почувствовала плечом теплое прикосновение.
— Давай куртку! Тебе помочь?
— С собаки ошейник сними, — стряхнула она с запястья петлю поводка и мысленно добавила: «И убери руки… и... и оденься, черт тебя подери!»
— Я не заказал ей ничего из еды. Надо было?
Проклятая завязка наконец поддалась.
— Нет, у нее своя еда есть. Там суп какой-нибудь будет?
— Да, луковый, по-французски.
— Ну вот, я ей пару ложек для вкуса налью — и хватит.
— Можно уже звонить, чтобы везли?
— Да, я только переоденусь.
Всего четверть часа назад Нэнси мечтала попасть в тепло, но теперь ей казалось, что в спальне невыносимо жарко. При мысли о том, что сейчас ей придется сидеть за столом напротив Ника, совсем близко к нему, горело не только лицо, но и все тело, что-то сжималось в животе и сердце колотилось.
Стоя под прохладным душем, Нэнси остервенело, до боли, терла жесткой губкой покрасневшую кожу, повторяя самой себе: «У нас контракт... контракт... больше ничего...», потом сделала воду еще холоднее.
Это помогло... почти. К тому времени, как Нэнси вышла из душа, она чувствовала себя значительно спокойнее — лишь ощущение, что в номере жарко и душно, никак не проходило.
Зеленый пуловер она решила не надевать, представив, как будет париться в нем. Выбрала в шкафу светлое шелковое платье, которое держалось на воротнике-«ошейнике», полностью закрытое спереди,
