предупреждения уголовной преступности и пресечения паники при возможных воздушных и химических тревогах усилить круглосуточное патрулирование по городу, особенно в вечернее и ночное время».
На другой день, 30 июня, система власти в стране изменилась.
Сталин приехал в Кремль рано утром. Вызвал Молотова, предложил ознакомиться с проектом совместного постановления Президиума Верховного Совета СССР, Совнаркома СССР и ЦК партии о создании Государственного комитета обороны. Он написал этот проект ночью, сразу по возвращении из Наркомата обороны. На вопросительный взгляд Молотова буркнул:
— Беру на себя всё.
Молотов согласился:
— Пора кончать с бардаком.
ГКО стал высшим органом руководства в СССР. Все советские, государственные, партийные, военные, хозяйственные и профсоюзные органы были обязаны беспрекословно выполнять его распоряжения.
Возглавили комитет Сталин и его заместитель Молотов.
Около полудня 30 июня Сталин позвонил начальнику Генштаба Жукову, приказал вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова. Вместо него командовать фронтом был отправлен в Смоленск нарком обороны, председатель Ставки Тимошенко. Первый заместитель начальника Генштаба Ватутин тоже покинул Москву: его Сталин отправил начальником штаба на Северо-Западный фронт.
Через несколько дней Ставку Главного Командования, чтобы не обижать Тимошенко увольнением, ликвидировали, а взамен создали Ставку Верховного Командования. Сталин возглавил её, но не как председатель Ставки, а как Верховный Главнокомандующий, превратившись ещё и в военного вождя СССР. Товарищ Берия мог быть спокоен: отныне ни один генерал не посмел бы послать товарища Сталина по матушке…
Теперь он чувствовал себя готовым к тому, чтобы говорить с народом.
В 5 часов утра 3 июля нарком связи Иван Пересыпкин и диктор Юрий Левитан были уже в Кремле. В 6 часов пришёл Сталин. Поздоровался, спросил: «Ну как, готово?» — «Да, всё готово». Сел за небольшой столик, на котором стояли микрофоны, бутылка воды «Боржоми» и стаканы. Левитан объявил о выступлении председателя ГКО.
«Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.
Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьёзным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией…»
Глава девятая
Село Кузьминка. Тишина. Неделю не было такой тишины… Для них, побывавших в боях и уже отступавших, это показалось подозрительным. Не к добру такие подарки в боевом охранении. После тишины немцы обязательно устроят какой-нибудь тарарам… Точно! Началось: сначала обстреляли из пушек их окопавшееся отделение, потом перенесли огонь дальше: бууу-бууу-бууу, из пулемётов — ду-ду-ду. Пули посвистывают.
А они в персональных окопах лежат, перекрикиваются:
— Васька, живой?
— Сейчас посмотрю…
— Эгей, вы тут? Аль уже сбежали?
— Тут мы, тут. Как бы нам тут и не остаться навеки…
— Щас пойдут! — заполошно закричал красноармеец Иваниди. Он вообще нормальный, но — хоть и грек по паспорту, и возраст уже солидный, под тридцать — перед боем на него «накатывает», начинается бесконечная болтовня, будто он, сыпля словами, выкидывает вместе с ними свой страх. — Щас пойдут!
Но — не идут. Куда делись?
— Сарматов! Сарматов! — орёт комвзвода лейтенант Титов, повернувшись в сторону колокольни, что пристроена к церкви святых Козьмы и Дамиана. С верхушки колокольни летит пыль. — Сарма… — голос сорвал. Хрипит: — Крикните кто-нибудь…
— Сармат! — гаркнул старшина Нестерович. Он сам здоровый, и голос ого-го.
Но — тишина сверху. Молчит «вперёдсмотрящий» Петька Сарматов. Убили? Ранен? Ничего не понятно.
Титов огляделся, выбрал Ваську:
— Одиноков! Мухой наверх. Разберись на месте, что к чему. Если ранен — крикни и сюда тащи. Если убит — останешься там за пулемётчика.
— Есть!
Пробегая мимо сидящего в своей норе Мирона, махнул рукой вверх:
— А я поближе к небу полезу! А вы тут давайте, держитесь!
У Мирона окопчик помельче, чем Васин. Хотя вроде оба рыли по уставу. И стоя можно стрелять, и посидеть где есть, и хороший бруствер в сторону врага.
— Сука, немец беспощадный, я тоже убить могу! Я тоже с винтарём! — ныл в своём окопе Иваниди. Кто их придумал, эти норы? Мужики рассказывали, раньше рыли окопы типа траншеи. Все сидят рядом, друг друга видят, да и командиру сподручнее руководить. А им в лагере объяснили, что у нас придумали вместо сплошных траншей, окопов с ходами сообщения и индивидуальными ячейками, рыть одиночные норы, разбросанные в шахматном порядке по линии обороны. Потому что красноармеец — не то что царский солдат, он сознательный и будет стойко сражаться, сидя в персональном окопе.
Хотя, конечно, киркой махать приходится меньше…
Они, пока ждали в Барнауле отправки на фронт, только тем и занимались, что рыли окопы да разгружали вагоны. Для обучения стрелковому делу оружия на дивизию было — сотня самозарядных винтовок, пять пистолетов-пулемётов Дегтярёва и один ППШ Шпагина. Из этого ППШ даже стрелять не разрешали, только собирать-разбирать, под присмотром. Одно отделение собирает-разбирает ППШ, кто-то стреляет из винтовок, а остальные что? Остальные роют норы — нарыли их больше, чем кроты в Подмосковье. Или — шагом марш на вокзал, носить на руках оборудование с эвакуированных заводов.
— Вот оно что! — сказал Мирон, когда их впервые вывезли на железнодорожную станцию. Разгрузили вагон, повезли их на «пустой» объект, который охраняли в Барнауле НКВДшники. В «прошлой жизни», ещё до войны, неделю назад, он эти огороженные заборами площадки показывал Васе Одинокову, а объяснить, зачем они, не мог.
— Вот зачем: это заранее приготовленные площадки для эвакуированных заводов!
— Да ну, — отреагировал на его догадку Вася. — Не может быть.
— Почему «не может»?
— Что же, он, по-твоему, знал? — спросил Вася, имея в виду Сталина.
— Все знали. И ты знал.
— Я — нет. Мы в институте спорили, что не нападут.
