наместнику, что разговоры о заключении мирного соглашения со стороны бунтовщиков оказались чистым блефом. Единственной их целью было выиграть время, чтобы подготовиться к отражению удара имперских войск. Извини, Граис, но, поскольку я ничего не говорил наместнику о Килосе, здесь мне снова пришлось сослаться на тебя…

Вскочив с подоконника, Граис подался в сторону Сирха:

– Послушай, но ведь, наверное, еще не поздно отменить приказ…

– Я не стану ничего делать для этого, – не дослушав Граиса, покачал головой Сирх.

– Вольным известно о планах наместника и, как ты сам прекрасно понимаешь, у них было время для того, чтобы подготовиться к обороне.

– Командирам кахимских отрядов тоже известно о том, что разбойники готовы встретить их. Это уравнивает шансы противников. А если учесть опыт и боевую выучку кахимцев, то, я бы сказал, что у вольных нет ни малейших шансов на победу. Перед началом боевых действий кахимцы всегда проводят серьезную разведку, так что, если бунтовщики рассчитывают заманить противника в ловушку, то их ожидает жестокое разочарование.

– Но мы же говорили с тобой о том, чем все это закончится! – Граис в отчаянии ударил ладонью о ладонь.

– Бандиты и разбойники, не имеющие ни малейшего представления о чести и совести, достойны только одного – смерти! – последнее слово Сирх едва ли не выкрикнул.

– Опомнись, Сирх! Сейчас в тебе говорит жажда мести!..

– Нет! – Сирх выставил руку ладонью вперед, словно прикрываясь от слов Граиса. – Сейчас я в большей степени, чем когда-либо, думаю не о себе, а о будущем Йера! Никогда прежде йерит не убивал йерита, не объявив публично о своем намерении и не объяснив сородичам причину своих действий! И в девяти случаях из десяти после этого оказывалось возможным уладить дело мирным путем! А если и нет, то будущая жертва получала возможность спастись бегством! Вольные не только не чтут слов Поднебесного, объявившего убийство соплеменника самым страшным грехом, они еще и забыли заветы предков! Разве не ты, Граис, говорил в свое время: «Народ, забывший своих предков, обречен на смерть»? – Граис молча кивнул. – Заразу нужно выжечь каленым железом прежде, чем она расползется по всему Йеру!

– Но в данный момент симпатии большинства йеритов на стороне вольных, которых они считают борцами за истинную веру и свободу своей страны!

– Я попытаюсь образумить людей, – неожиданно спокойно произнес Сирх. – Во время завтрашней проповеди.

– Сирх, – Граис наклонил голову и безнадежно покачал ею. – Неужели ты до сих пор не понял, что все твои проповеди народ воспринимает с точностью до наоборот. Чем с большим усердием ты станешь хаять вольных, тем сильнее будет народная любовь к ним.

– На этот раз мне поверят.

В голосе Сирха, звучавшем сдавленно и негромко, послышалась такая необычайная уверенность в себе и в своих словах, что Граис невольно глянул на него с удивлением. Откуда вдруг возникла эта твердость и непоколебимость?

– На этот раз мне поверят, – влажно поблескивающие, словно осколки льда, глаза Сирха смотрели прямо на Граиса. – Потому что эту проповедь будет произносить не преподобный Сирх, а просто Сирх из Дрота. И если мне все равно не удастся достучаться до душ прихожан… Что ж, в таком случае тем хуже для них самих.

Глядя на Сирха, Граис понимал, что не имеет смысла уговаривать его изменить свое решение. И, странно, он испытывал от этого только облегчение. Он сделал все, что мог, остальное было в руках… Поднебесного?.. Или же тех, кто пытался управлять событиями в Йере из-за спины Граиса?.. Быть может, и ему, так же, как Сирху, оставалось только умыть руки?..

Граис не спеша прошелся из стороны в сторону. Подойдя к открытому окну, он оперся ладонями о подоконник. В лицо пахнуло сухим послеполуденным жаром.

– Какой в этом смысл? – не оборачиваясь, спросил он у Сирха. – Кому и что ты пытаешься доказать, отказываясь от должности при дворе наместника?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Сирх. – Возможно, позже я и пожалею о своем решении… Но сейчас… Я просто делаю то, что считаю нужным. Теперь я вижу конечную точку своего Пути и иду к ней кратчайшей дорогой.

– А если я скажу, что ты ошибаешься?

– Я не поверю тебе.

– И правильно сделаешь, – Граис повернулся к Сирху лицом.

– Завтра после проповеди я сам покину этот дом, – указал обеими руками на окружающие его стены Сирх. – Но до того времени ты и те, кто пришел вместе с тобой, можете оставаться здесь.

Граис глянул на Сирха удивленно и вместе с тем недоверчиво.

– Неужели после того горя, что мы принесли в твой дом, ты не испытываешь по отношению к нам никакой ненависти?

– Причина зла кроется не в вас, – в глазах Сирха все же сверкнула затаенная ярость, но он быстро отвел их в сторону. – Я надеюсь, что виновные в смерти Килоса ответят за содеянное.

– Пока я еще и сам не знаю, как поступлю и куда отправлюсь, – честно признался Граис.

– Что ж, у тебя еще есть время подумать, – опершись о подлокотники. Сирх медленно поднялся из кресла. – Вольному – воля… Держи.

Граис едва успел поймать брошенную ему Сирхом овальную серебряную пластинку размером чуть меньше ладони. На лицевой стороне бляхи были изображены священная гора Эртип и указующая на небо Стрела Предзнаменования.

– Это мой личный знак, отчеканенный по приказу самого наместника, – объяснил Сирх. – При встречах с шалеями он будет служить тебе пропуском. В связи с возможными волнениями в столице введено усиленное патрулирование.

– Благодарю тебя, Сирх, – наклонил голову Граис. – Да пребудет с тобой милость Поднебесного.

– Да не обойдет она и тебя… учитель, – ответил Сирх и повернулся к Граису спиной.

Граис понял, что это последние слова, которые хотел сказать ему Сирх, и поспешил выйти за дверь. Он знал, что Сирх сильный человек, способный сам, без чьей-либо помощи, справиться со своим горем.

По винтовой лестнице Граис спустился на первый этаж здания.

У двери, привалившись плечом к стене, стоял слуга эребиец. Увидев идущего по коридору Граиса, он загодя распахнул перед ним дверь.

Едва только Граис переступил порог, как навстречу ему кинулся Грудвар.

– Ну наконец-то хоть ты вернулся! – с явным облегчением воскликнул бородач.

Граис окинул комнату быстрым взглядом. Кроме Грудвара, в ней больше никого не было.

– Где Слим? – спросил Граис.

– Сам не пойму, что вдруг с ним приключилось, – озадаченно почесал затылок Грудвар. – Когда ты ушел, он, сославшись на то, что плохо спал ночью, прилег отдохнуть. Через некоторое время я обратил внимание на то, что слишком уж неподвижно он лежит, – все равно, что покойник. Я подошел, тронул его за плечо… – словно от внезапного озноба, йерит передернул плечами. – А он вдруг заколыхался, начал оплывать, как воск на свече… Я, наверное, и до десяти сосчитать не успел бы, как он и вовсе исчез… Растворился прямо в воздухе у меня на глазах…

– Ах, Слим… – только и произнес Граис и с досадой прикусил верхнюю губу.

Не так-то прост оказался его коллега. Видно, ему было известно заранее, что за послание передадут вольные Сирху. Вот он и поспешил убраться подобру-поздорову. Теперь-то и свое утреннее подавленное состояние Граис мог объяснить происками все того же Слима, которому нужно было выставить ксеноса за дверь. Понимал, что не сможет провести Граиса с помощью фантома, как простого йерита, вот и использовал против него психосоматическое воздействие…

– Про Слима забудь, – положил руку на плечо Грудвару Граис. – Он больше не вернется…

– Так тебе известно, что с ним произошло? – перебил ксеноса бородач.

– Известно, но тебе это знать ни к чему, – ответил Граис. – Думаю, что больше ты со Слимом никогда не встретишься.