субъективных факторов колоссально. Это создает благодатную почву для разного рода злоупотреблений. При этом поступающая «наверх» информация как минимум узкоспециальна и не увязана с другими потоками. Или же она серьезно искажена.

Все это справедливо для случая «Нам нужны не умные, нам нужны верные». Но есть и другая крайность. Если критерием отбора руководителя среднего звена станет узкий профессионализм, то в этом случае вышестоящий руководитель будет получать огромное количество узкоспециализированной и слабосвязанной между собой информации. В этом случае управленческие ошибки уже с его стороны станут просто неизбежными. Один человек-начальник просто не в состоянии удержать в голове огромный объем данных и безошибочно управлять очень узкоспециальными и несвязными потоками информации. Ему необходима некая загрубленная, но в то же время единая картина мира, учитывающая в комплексе все узкоспециальные потоки.

Обе крайности плохи. Как же пройти между двумя этими «управленческими Сциллой и Харибдой»?

Попытки создать вертикальную систему, которая бы могла без проблем не ударяться в одну из крайностей, предпринимались в истории неоднократно – и столько же раз они терпели крах. Причина заключается в том, что вертикальные, военного типа, жестко централизованные иерархии, несмотря на многие преимущества, имеют и ряд серьезных недостатков.

Приведем тут метафору, использованную генералом Виктором Черкесовым в его нашумевшей в 2007 г. статье «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев». Он совершенно справедливо заметил, что страна в конце 1990-х гг. летела в пропасть и в последний момент зацепилась за край пропасти на «чекистском крюке».

Да, многое из высказанного в этой статье справедливо, но я хочу обратить внимание на то, что чекистская структура – это сугубо военизированная иерархия со всеми ее плюсами и минусами. Разумеется, когда падаешь, то не до церемоний. Действовать надо быстро. И это – безусловно сильная сторона этой системы. Вне всякого сомнения, жесткая централизация управления несколько лет назад спасла РФ. Вспомните: после дефолта 1998 г. экономика лежала на боку, бюджет страны едва дотягивал до 20 миллиардов долларов, ее душили тяжелейшие внешние долги (семь с половиной годовых бюджетов!), потоки нефтедолларов плыли мимо казны, а на юге Федерации вспыхнула новая война. В этих условиях у нас был единственный выход: быстрая и жесткая централизация власти.

Но вот мы остановили падение и стабилизировались. Что теперь? Теперь задачи РФ изменились: от стабилизации надо перейти к развитию. И вот тут чрезмерная централизация превращается из спасения страны в ее губителя.

Военные иерархии хороши для чрезвычайных ситуаций, но в условиях стабилизации они малоэффективны. Мало того, они становятся тормозом развития. Останавливать падение в пропасть и выбираться из нее – суть разные занятия. Тут мы сталкиваемся с парадоксом: охранительные, жестко- иерархические структуры, остановив падение, с трудом могут осуществить поступательное движение. Они просто так устроены, они запрограммированы на то, чтобы всеми силами сохранять статус-кво. Являясь, несомненно, крайне важным элементом государственной машины, они тем не менее не служат инструментом Развития.

Возьмем такой неоднозначный момент, как создание монопольных государственных корпораций в различных отраслях – атомной, авиапромышленной, судостроительной и т. д. Пойдет ли это на благо нашему национальному развитию?

Развитие осуществляет множество бизнес-структур. Попытки выстроить крупные бизнес-структуры по «чекистским лекалам» обречены на провал. Проблема тут не в конкретных людях, а в недостатках самой пирамидально-иерархической, военизированной системы управления. Рассчитанная на действия в экстремальных условиях и достижение цели любыми средствами «здесь и сейчас», она не в состоянии организовать долговременные структуры. «Централизаторам» гораздо проще инкорпорировать в себя все доступные существующие ресурсы, лишив их самостоятельных проектов развития, но решить сегодняшнюю задачу. В результате и появляются хлестаковы наших дней, всякого рода Шварцманы (Всех нагнем! Всех построим! У кого надо – бизнес отнимем!). Но беда заключается в том, что то, о чем они говорят, не так уж и далеко от истины и нынешних реалий. И это угнетающе действует на мелкий и средний бизнес! В тени крон больших деревьев трава растет плохо, в то же время большие «деревья госкорпораций» плодоносят нечасто. Гораздо продуктивней развитие густого «бизнес-кустарника», плодоносящего каждый год.

Нет, это не отрицает необходимость существования крупных госкорпораций и концернов: ведь построить лодку из кустарника невозможно, и организация пилотируемого полета к Марсу, реализация суперпроектов – это исключительная «зона ответственности» крупных корпораций. Но вот многие технологические частности – это сфера мелкого и среднего бизнеса. Даже в области обороны и вооружений.

Так, вокруг «Боинга» существует несколько тысяч мелких и средних частных компаний и он даже не пытается инкорпорировать их в себя, не пробует их поглотить. Как разительно его поведение отличается от намерений главы «Ростехнологий» Сергея Чемезова, который публично заявил о намерениях скупки как государственных, так и частных технологических компаний. То есть срабатывает старый «чекистский» стереотип поведения: добиться результата здесь и сейчас. Любой ценой, но выполнить приказ. Решить поставленную задачу, несмотря ни на что. Но дело в том, что это напрочь лишает желания заниматься высокими технологиями многих других участников рынка. Они лишаются своего будущего. Они не разделяют свое будущее с будущим, рисуемым Сергеем Чемезовым. Вместо того чтобы наладить симбиотические отношения и получать от «бизнес-подшерстка» готовые технологии, его в данном случае хотят съесть. И таким образом, благие пожелания главы государства при их реализации превращаются в свою полную противоположность!

ДОСЬЕ «РП»

Даже в период жесткой сталинской диктатуры (при крайнем дефиците сил и средств в молодом СССР) государство не пошло на создание «объединенных монополий» в авиапроме, судостроении, танкостроении и т. д. Государство поступало иначе: за авиацию, например, целиком отвечал наркомат (министерство) авиапромышленности, но под ним находился ряд конкурирующих или дополняющих друг друга научно-промышленных корпораций, выстроенных вокруг творческих коллективов Туполева, Ильюшина, Яковлева, Поликарпова, Микояна и Гуревича, Лавочкина, Сухого. Кроме них в сталинское время существовали относительно небольшие конструкторские бюро, разрабатывавшие свои проекты перспективных летательных аппаратов: КБ Черановского, Мясищева, Щеглова, Шаврина, Бериева, Бартини и др. Достаточно вспомнить, что первый самолет с ракетным двигателем в СССР (БИ-1, 1942 г.) разработали Березняк и Исаев, а не «гранды» – авиаконструкторы. Именно малые КБ разрабатывали перспективные (венчурные) направления: создание самолетов-бесхвосток, самолетов со стреловидными крыльями, автожиров, гидропланов и первых вертолетов.

Оно и понятно: монополизация разработки и производства, например истребителя, одной фирмой грозит подавлением развития многообещающих направлений и научно-технических решений в других фирмах (в силу ряда объективных и субъективных причин). Наоборот, когда несколько корпораций конкурируют за оптимальное решение поставленной министерством задачи (создайте перспективный истребитель!), появляется возможность выбрать наилучший вариант из нескольких предложенных. А когда, помимо «китов», есть и небольшие компании, они могут разработать оригинальные, прорывные технологии, которые затем могут использовать корпорации-гиганты.

В РФ наших дней, увы, создаются не министерства по направлениям, а именно монопольные корпорации, что совмещают в себе функции и министерства (управления), и корпорации (разработка и производство). Такой монополизм чреват уничтожением и подавлением многих перспективных разработок в фирмах, поглощенных объединенными госкорпорациями. Подавляется инициатива небольших творческих команд, способных, например, за полтора миллиона долларов создать нашпигованный инновациями беспилотный аппарат, тогда как корпорация-гигант за выполнение такой же работы выбивает из бюджета не менее 40–50 миллионов.

В связи с этим не может не настораживать стремление госкорпораций вобрать в себя все, что только возможно.