слева, мелькнул силуэт маленькой, белой церкви, и в лучах заходящего солнца ярко горел маленький крест. Скоро послышался тоненький звон колокола, как бы повторявшего одно и то же слово: — «зайди, зайди, зайди».

«Где слышал я этот звон?.. Такой знакомый, близкий», — мелькнуло в мыслях и, напрягая память, Брагин инстинктивно прибавил шаг в сторону звона.

«Ну да… конечно… в Симбирске, в маленькой церкви, в которую мы ходили с Машей… с Машей…»

В мозгу пронеслась мысль о невозвратном детстве, перед глазами мелькали лица короткого счастливого прошлого, и совершенно машинально Брагин тихо начал говорить стихи «К. Р.», которые он когда-то читал в корпусе на концерте.

…а колокол настойчиво повторял: — «зайди… зайди».

Брагин свернул в церковную ограду, прошел небольшой чистый двор, и вступил в прохладный полумрак низенькой церкви..

Спокойные лики святых, подсвеченные тусклым светом разноцветных лампад, ласково смотрели на ряд сгорбленных старушек, старательно отвешивающих поклоны чистой и сильной веры.

На левом клироссе псаломщик тенорком что-то торопливо и невнятно читал. Брагин встал у стены, опустил голову, закрыл глаза. Вспомнились слова отца Михаила — «Дети, молитесь с закрытыми глазами». Началась ектенья, и до слуха Брагина донеслись, так же, как звуки колокола, знакомые нотки голоса, которые он где-то и когда-то слышал.

Брагин поднял голову, открыл глаза. На амвоне стоял корпусной дьякон о. Алексей Ягодинский.

Кончилась вечерня… Старушки, отвесив последние земные поклоны, нехотя, побрели к выходу, шопотом разговаривая друг с другом. Псаломщик тушил фитильки лампад, истово отбивая поклоны перед каждой иконой. Масляный чад наполнил маленькую церковь. Прошел старичек священник и, наконец, из алтаря показалась сгорбленная фигура дьякона. «Почему сгорбленный? Почему седой?» — подумал Брагин, с сомнением следя за приближающейся фигурой.

— Отец дьякон, — радостно воскликнул Брагин.

— Постой, постой… Знаю как тебя зовут… подожди, дай вспомнить.

Он сморщил лоб, тер его костлявой рукой и обрадовавшись воскликнул:

— Жоржик?

— Брагин, Симбирского корпуса.

Отец Алексей обнял Брагина, схватил его за руку и вывел на церковный двор.

— Пойдем ко мне… Я живу здесь, — радостно говорил о. Алексей, указывая рукой на крошечный домик. Они вошли в маленькую кухоньку, дверь из которой вела в скромную комнату, где стояли: небольшой стол, стул и походная кровать. В переднем углу черный аналой с иконой Николая Чудотворца и Евангелие.

— Садись… садись прямо на кровать… Сейчас вскипячу чай, — радостно-суетливо говорил помолодевший о. Алексей.

Он торопливо шмыгнул в кухню, разжег примус и скоро вернулся с грудой разного размера свертков. На столе появились: копченая рыба, сыр, масло, хлеб, варенье… Отец дьякон налил два стакана чаю и опустился на стул против Брагина. Вдруг, как бы вспомнив что-то, он вскочил и, направляясь в кухню, на ходу бросил:

— Подожди, не пей, я принесу кагор…

Через минуту он вернулся и, наливая в стакан Брагина красное вино, с шаловливой улыбкой сказал: «А помнишь кагор?.. Помнишь?»

Тусклые глаза загорелись огоньком далеких воспоминаний. Изборожденное глубокими морщинами лицо лучилось счастьем. Брагин молчал. Перед глазами мелькали строчки последнего письма Миши Рудановского, в котором он почему-то, по прошествии многих лет, вдруг вспомнил детскую шалость с кагором, извинялся перед Брагиным и убедительно просил его, если он будет в Симбирске, повидать отца Михаила и сказать ему, что кагор выпил он. Письмо оставило тяжелое впечатление в душе Брагина, словно Миша прощался с ним и передавал ему свою последнюю волю… В боях за озеро Нарочь Миша Рудановский был убит.

— Да ты что затуманился? Я пошутил… Ну был грех, но ведь отец Михаил сразу же простил тебя… только уволил из алтаря, — виновато говорил о. Алексей, через стол гладя руку Брагина.

— Отец Алексей, кагор выпил Миша Рудановский, — тихо произнес Брагин.

— Как? Почему же ты сразу не сказал? — удивленно воскликнул пораженный о. Алексей.

— Я дал слово Мише, что не выдам его, и сейчас лишь исполняю волю убитого…

— Миша убит? — глухо переспросил о. Алексей.

Низко опустилась седая голова… «Еще один»… «Вечная память».

Было за полночь, когда Брагин покидал о. Алексея в мыслях навсегда, унося последнюю волну воспоминаний о корпусе, нескончаемую вереницу умученных, убиенных, и просто ушедших из жизни лиц, о которых с грустью поведал о. Алексей. Брагин поведал о. Алексею все свои мытарства и, когда на прощание он обнял его, Брагин почувствовал, как его костлявая рука зажимает в его руку пачку каких то бумажек.

— Зачем отец Алексей? Не надо… Я еще молодой… Все невзгоды уйдут… Я пробью себе дорогу…

— Это не тебе… твоей жене… Мы Симбирцы, мы должны помогать друг другу: — закончил отец Алексей и уже в дверях добавил:

— А за кагор — прости.