от головы, в мозгу мелькали мысли:

— Что я скажу?.. Я знаю… я должен сказать правду, что я вырезал подкладку… но ведь Искандар тоже вырезал… он помогал, мы вырезали вместе… Почему же отвечать я должен один?

Полковник Гусев ждал Жоржика у двери и, войдя в инспекторскую, переполненную преподавателями, подвел его к Великому Князю, беседовавшему с директором корпуса.

— Как твоя фамилия? — с чарующей улыбкой, грассируя, спросил Великий Князь.

— Брагин, Ваше Императорское Высочество, — чуть слышно пролепетал растерявшийся Жоржик.

— Брагин… Ты хорошо читал вчера на концерте… Работай над собой… Вот тебе мой подарок, — скромно сказал Великий Князь, вручая Жоржику том своих стихов, с собственноручной надписью: — «Способному чтецу от Константина Романова.»

Счастливый Жоржик, не чувствуя под собою ног, сбегал по лестнице, прижимая к груди полученную им книгу. Вдруг он остановился, в мыслях, как укор, мелькнула вырезанная им красная подкладка, в детском мозгу путались и боролись два начала: — «правда и традиция». Последняя одержала верх, и он радостный влетел в класс, где степенный Иван Александрович Иванов уже преподавал урок естественной истории…

…Том стихов «К. Р.» с зеленой ленточкой, заложенной на 78-ой странице, погиб в багаже Брагина во время внезапного оставления Симбирска войсками полковника Каппель, но в памяти жива красивая традиция, сотканная чистой, детской любовью к Великому Князю Константину.

В среду 9-го декабря, на утреннем осмотре кадетам всех рот объявили, что сегодня будет только два первых урока, вместо третьего урока кадеты должны переодеться в парадную форму, после чего в портретном зале строевой роты состоится молебен, прибивка и освящение знамени. Ток повышенной нервности пронизал сердца кадет. Даже маленькие инстинктом чувствовали, что к их маленькой жизни вплотную подошел момент огромной важности, как то сразу стали ясными и понятными слова законоучителей о том, что «знамя» — есть родительское благословение корпусу на всю его жизнь. Притихли дети, остепенились шалуны. В зависимости от возраста каждый по своему, в своих мыслях, готовился принять это родительское благословение.

Больше и заметнее нервничали кадеты старших классов. Лихорадочным блеском горели глаза в ожидании Монаршей милости. Каждый сознавал, что наступает момент, когда их души осенит образ Божий, осенит знамя, и мысленная клятва — «следовать за ним пока жив будешь» — переполняла их учащенно клокочущие сердца. Больше других нервничал вице-фельдфебель Авенир Ефимов и знаменщик Георгий Ломанов. Первому надлежало поддерживать древко знамени во. время прибивки, второму принять знамя от Ефимова, с достоинством пронести его по фронту трех рот и перед фронтом строевой роты церемониальным маршем пройти перед Августейшим Начальником, Великим Князем Константином Константиновичем.

Двенадцать часов дня… Портретный зал украшен флагами и вензелями… Перед бюстом Александра 2 -го блестками сверкает аналой, одетый в серебряную парчу. Справа стол, покрытый зеленым сукном, с которого свисает бело-синее с золотым шитьем знамя, слегка прибитое к древку серебряными гвоздиками. За столом вицефельдфебель Ефимов — бледный, серьезный, сосредоточенный. Духовенство в белом, пасхальном облачении… В правом углу зала преподаватели в форменных сюртуках, семьи воспитателей, начальствующие лица Симбирского гарнизона.

Послышался легкий шум, и на лестнице показались первые ряды 3-ей роты. Может быть не совсем умело, но старательно шли малыши, с иголочки одетые в парадную форму. Новый шум, и в зал легким, эластичным шагом вошла

2-ая рота. Несложным но четким перестроением она заняла свое место.

— На плечо!.. Шагом марш! — доносится громовой голос полковника Максимович, и через несколько секунд из ротного зала в портретный входит краса и гордость корпуса — строевая рота.

— Рота стой!.. Три четких приема и мертвая тишина… Как будто не люди, а статуи, статуи больших мастеров, сумевших создать благородство линий тела, гордость в посадке головы и ясность взора, как © зеркале отражающего черты будущего воина с безгранно развитым чувством долга. Полковник Максимович, блестящий строевой офицер, в парадном мундире, увешенный орденами и медалями спокойно обходит фронт роты, ежеминутно повторяя: — «Полное внимание»… «Полное спокойствие»… и все будет хорошо…

— Смирррно!.. Слушай на краул!..

Оркестр заиграл встречу. Полковник Максимович обнажив шашку и, взяв ее под высь, подошел с рапортом к Великому Князю.

— Здравствуйте, Симбирцы!

— Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество!

Великий Князь в сопровождении директора корпуса и личной свиты спокойно обходит фронт трех рот, и теплота его глаз смотрит прямо в души взволнованных небывалым событием кадет.

— На молитву шапки долой!

Начался молебен… Проникновенно служил отец Михаил, бархатными раскатами гремел голос отца дьякона, старательно пел хор кадет под управлением Пузырева. Окончилось окропление знамени святой водой — освящение знамени, и громкие раскаты многолетия огласили огромный зал…

— «Накройсь»…

После краткого слова Великого Князя, высказавшего уверенность Императора в том, что Симбирские кадеты, разлетевшись по полкам доблестной русской армии, в ратных подвигах покроют себя неувядаемой славой воинской доблести и чести, началась торжественная церемония прибивки знамени. Гробовую тишину прорезали три удара молоточка… Великий Князь прибил первый гвоздик… За ним последовал директор корпуса, командиры рот, воспитатели, два первых класса строевой роты. Четко, по одиночке, подходили к знамени бледные, взволнованные кадеты и тремя ударами молоточка как бы закрепляли на вечность клятву хранить свое знамя, клятву носить в своих сердцах родительское благословение Императора.

… — Под знамя слушай, на краул!..

В воздухе блеснули клинки шашек… Ломанов, бледный, спокойным размеренным шагом подошел к столу, принял из рук вице-фельдфебеля Ефимова знамя и отошел на средину зала. С двух сторон, с шашками под высь, подошли ассистенты. Оркестр заиграл, роты кадет запели гимн.

Из маленького приволжского города несся в столицу мощный поток беспредельной преданности Державному хозяину земли русской.

— К церемониальному маршу! Справа по отделениям! — прогремел командующий парадом полковник Максимович. Оркестр заиграл величественный Преображенский марш. Малыши развернутым фронтом, по отделениям, старательно, проходили перед родным знаменем и Великим Князем.

— Хорошо, третья рота! — выкрикнул Великий Князь, и глаза его смеялись радостью.

— Отлично, вторая рота!!!

— Рады стараться, Ваше Императорское Высочество!!!

— Великолепно, строевая!!!

— Рады стараться, Ваше Императорское Высочество!!!

Через полчаса в столовой корпуса состоялся парадный завтрак для кадет, приглашенных и администрации корпуса. Великий Князь недолго задержался за богато сервированным столом для гостей. Он чувствовал на себе сотни ожидающих его ласки юношеских глаз и скоро его высокая фигура заколыхалась между столов кадет. Великий Князь прощался с симбирцами. Завтра в 11. 30 он покидал Симбирск. День был объявлен праздничным, но не отпускным.

. . . . . . . . . . . .

Как будто нарочно для отъезда Великого Князя день выдался солнечный и мягко морозный. Огромный пассажирский паровоз тяжело дышал паром. Классные вагоны курьерского блеском начищенных стекол