– Это что там за окурок?

 – Это Никин, – ответила я.

 – Она что, курит?

 – Ну да.

 Он помолчал, потом спросил холодным, неприятным тоном:

 – А ты с ней за компанию не смолишь?

 – Что ты, я не курю.

 – Смотри у меня!

 Он поужинал приготовленной мною едой и включил телевизор, а потому не слышал, как я у себя в комнате плакала в подушку. Несколько раз я набирала номер мобильного Ники, но она не отвечала. А потом женский голос сказал, что абонент временно недоступен. Это было в двадцать два сорок.

 А в одиннадцать вечера раздался звонок – не мобильного, а домашнего телефона. Отец уже крепко спал и не слышал, как я взяла трубку и сказала:

 – Да...

 – Настя, извини за поздний звонок, – услышала я тихий женский голос. – Это мама Ники говорит.

 – Добрый вечер, Надежда Фёдоровна, – ответила я вежливо и спокойно, а внутри у меня всё сжалось и похолодело.

 – Ника случайно не у тебя?

 У меня оборвалось сердце: так и знала. Что-то случилось.

 – Нет, её у меня сейчас нет, но она была... Некоторое время назад.

 – А когда она от тебя ушла?

 – Да уже давно... Ещё днём. А что?

 – Да её дома всё ещё нет, а мобильный не отвечает. Звоним, звоним – всё без толку. Не отвечает... Господи, куда же она могла деваться? Обычно она всегда предупреждает, если не придёт ночевать домой. Она тебе не говорила, куда пойдёт?

 – Нет... Ничего не говорила.

 Я ничего не сказала Никиной матери о том, какой у нас был разговор, и как мы расстались. Она ещё повздыхала и попрощалась. Я попросила:

 – Как объявится, пусть позвонит мне... Я тоже беспокоюсь.

 Всю ночь бушевала метель, и всю ночь я не сомкнула глаз от тревоги, гадая, что могло случиться. Сердцем я чувствовала неладное, и с каждой минутой это страшное предчувствие становилось всё сильнее, заглушая голос надежды на то, что, может быть, всё и обойдётся. Измучившись, под утро – под завывание метели – я задремала.

 Разбудил меня звонок. Было ещё темно, и я, вскочив спросонок за телефоном, не могла понять, утро сейчас или всё ещё ночь. На дисплее высвечивалось «Ника», и от радости и облегчения я чуть не уронила телефон.

 – Да! – воскликнула я. – Ника, это ты? Ты где?

 Голос, который я услышала в ответ, я даже не сразу узнала: такой он был тихий, усталый и подавленный.

 – Настя... – прошелестел он. – Настя, ты можешь выйти ко мне? Я здесь...

 Я никогда не слышала у Ники такого голоса и в первую секунду даже усомнилась в том, что это она звонила. От испуга мне стало нехорошо.

 – В чём дело? Это кто вообще? Ника, это точно ты?

 – Да, я, – простонал странный голос. – Выйди ко мне, пожалуйста... Мне нужно тебя увидеть. Я здесь, на твоём крыльце.

 С бухающим, как строительный копёр, сердцем я кинулась к балкону и выскочила, в чём была, на холод. Всё ещё бушевала непогода, в свете фонарей вилась пурга. На крыльце горел свет, и я смогла разглядеть фигуру, которая стояла, устало облокотившись на железные перила. В этой поникшей, измученной фигуре я узнала Нику и перепугалась окончательно.

 – Ника, что случилось? Где ты всю ночь пропадала? – обрушилась я на неё. – Твоя мама вчера вечером мне звонила – они там с ума сходят. И я тоже почти всю ночь не спала!

 – Настя... – Усталый, неузнаваемый голос, как будто ей трудно говорить то ли от боли, то ли от чего- то ещё. – Пожалуйста, выйди, я жду... Мне нужно с тобой увидеться.

 – Послушай, так ты лучше заходи! – Я пыталась с балкона разглядеть её лицо, но она стояла с низко опущенной головой, укрываясь от вьюги. – Чего на улице-то мёрзнуть? Вон, погода какая! Нажми кнопку домофона, я открою!

 – Нет... Я к тебе... не буду заходить, – ответила она с запинкой. – Спустись сюда, прошу тебя. Возможно... Возможно, мы долго не увидимся. Я должна тебя увидеть, перед тем как я... Пожалуйста, Настя.

 – Ладно, я сейчас!

 Я стала торопливо одеваться. От волнения я два раза уронила дублёнку, а потом долго не могла попасть в рукава. Перед тем как выскочить из квартиры, я мельком глянула на часы в прихожей: было семь двадцать утра. Тапочки отца стояли на своём месте у двери: он уже ушёл. Схватив ключи, я побежала вниз по ступенькам. У меня подкашивались колени.

 Ника стояла на крыльце, широко расставив ноги, одной рукой держась за перила, а в другой у неё дымилась сигарета. На лице – ни кровинки, а глаза – ох, я прямо-таки обмерла, когда в них взглянула. Она была похожа скорее на ходячий труп, чем на живого человека. Я схватила её за плечи.

 – Ника, что с тобой? На тебе просто лица нет! Тебе что, плохо?

 – Да, хреново, – улыбнулась она бескровными губами, и я почувствовала от неё алкогольный запах.

 – Ты что, пьяная? – нахмурилась я.

 – Сейчас уже почти нет... Но этой ночью я была очень, очень пьяная. – Ника обхватила бледными, сухими губами фильтр сигареты и затянулась, выпустила дым, потом бросила сигарету и закрыла глаза. – Ох, расстаёмся мы, Настюха... Теперь уже по-настоящему расстаёмся. Не увидишь ты меня лет пять... А может, семь. Не знаю, сколько. В общем, сколько дадут.

 – Почему? В чём дело? – накинулась я на неё с вопросами. – Что значит «сколько дадут»? Кто даст?

 Теперь, когда я видела её живой и невредимой, у меня чуть отлегло от сердца, но от того, как Ника выглядела, и что она говорила, меня затрясло мелкой дрожью. А она ответила:

 – Кто даст? Ну... судья, наверно.

 Мне показалось, что она бредит.

 – Ника, пойдём ко мне, – сказала я, стараясь говорить мягко и убедительно. – Какие судьи, какие пять лет? О чём ты вообще? Тебе надо отдохнуть, прийти в себя... Проспаться. По-моему, ты всё ещё пьяная.

 Я взяла её за локоть, приглашая войти в подъезд, но она не двинулась с места.

 – Не такая я уж и пьяная... К тебе я не пойду, мне идти надо.

 – Куда? Куда ты пойдёшь в таком состоянии?

 – В милицию.

 – Зачем ещё тебе в милицию?

 Она посмотрела на меня жуткими, пустыми глазами.

 – Сдаваться. Я человека убила.

 – Что?! Ты?!

 Она усмехнулась, снова обдав меня запахом алкоголя.

 – А по мне и не скажешь, что я могу убить, да? А вот оказалось, могу...

 Меня трясло – и от ужаса, и от холода. Ника со странной ухмылкой всматривалась в моё лицо, потом ухмылка исчезла, а её глаза раскрылись шире.

 – Настёнок... Ты чего трясёшься? Ты что, думаешь, что я и... тебя?.. Нет, не бойся... Я пришла, только чтобы с тобой увидеться, перед тем как идти сдаваться. Бог его знает, свидимся ли мы ещё...