догадывались? Не я ли…

– Все, все! – перебил ее Пузин. – Обещаю тебя взять с собой в любом случае. Давай рассказывай, что ты там надумала.

Подобные обещания он выполнял всегда, поэтому Люссия перестала сдерживать прущее из нее веселье и самодовольство. Да и, как потом выяснилось, она и в самом деле заслужила наивысшие похвалы за свою сообразительность.

А первым толчком к размышлениям послужили утверждения Аники, что ее колье могло обходиться без подзарядки или смены элемента питания столетия. Это сразу натолкнуло на идею поискать подобные колье прямо здесь, в монастыре. Но вот представительница сагири утверждала, что прибывающие к ним адельваны никогда не носили таких украшений, а дарили подобные устройства только жрицам, обсуживающим площадки с телепортами. Сами они, дескать, в любом случае понимают любое разумное существо. То есть заведомо завышали планку своих умственных возможностей.

Но ведь подобного не бывает, и Люссия, еще при осмотре спальни, поинтересовалась, в чем четырехрукие прибывали на планету сагири. Выяснилось, что в чем угодно, но две детали были обязательны: сеточка для волос, сдерживающая прическу на голове, и две увесистые не то бляшки, не то серьги в мочках ушей. Ну и возникал сразу естественный вопрос: для чего им могут служить бляшки и сетка? В том числе и мужчинам? Почему бы не для тех же целей, что и более громоздкие, бросающиеся в глаза колье?

Зашли на всякий случай в операционную, где Люссия внимательно осмотрела головы покоящихся там останков. У двоих имелись и сеточки на головах, и блямбы в мочках ушей. Да и, понятное дело, кто, как не целительницы, имел право принимать иных разумных после телепортации, а вернее, в экстренных случаях наведываться в иные миры? Пожалуй, только высшее руководство монастыря. Но они все почили на поверхности, деликатные устройства за много лет уничтожились сыростью и прочими негативными воздействиями природы. А здесь, на мумиях, все сберегалось нетронутым, в целостности и сохранности. Только и осталось, что побеспокоить скорбные останки, а потом испытать доставшиеся людям уникальные устройства.

После осознания всего рассказа поведение Пузина резко изменилось. Он вскочил и с расторопностью наилучшего, вышколенного официанта подал дамам на пробу тарелки с иной пищей. В кружках принес некое подобие отвара, на блюдце – остатки какого-то засахарившегося меда и при этом непрестанно восклицал:

– Чего еще барышни желают? Любой каприз… э-э… в разумных пределах!

– Давно бы так! – вольготно вздохнула наевшийся светоч журналистики. – И посуду не забудь помыть!

– Не извольте беспокоиться, сударыня!

И, уже обращаясь к сагири, землянка пожаловалась:

– Вот! Может ведь, когда захочет! Но как мне дорого эта дрессировка обходится! Не позавидуешь. – Пытаясь развить успех, она закомандовала: – Одеяла для своей лавки принеси сам, они там, на кровати, лежат!

Но тут ей обломилось:

– Фигушки, моя дорогая! Кровать моя, и тут тебе уже никакая сообразительность не поможет меня оттуда выгнать.

Так они и спали в ту ночь втроем: Люссия, приткнувшись под бочком у Карла, и Аника, непроизвольно жмущаяся к спине землянки. Кровать-то огромная, спать осторонь – страшно, да и в самом деле в ней заблудиться можно.

Михаил Степанович Днепрянский науку археологию любил. Непосредственно полевую практику обожал. Несмотря на свои немалые габариты, прекрасно танцевал и увлекался танго. Умел превосходно готовить, по коей причине в начале прошлой экспедиции был назначен главным кулинаром и, как следствие, получил уважительное прозвище Кормилец. Благодаря своим инициативам, толике везения и внешней притягательности стал очень близок с Пеотией и, если судить по факту де-юре, как обладатель почетного меча и номинальный супруг прекрасной богини являлся теперь императором мира Рилланкар. Правда, там его обязанность только и заключалась в сопровождении Пеотии, когда та наведывалась в столицу Рилланкара на торжественные церемонии.

То есть как мужчина и почетный представитель человечества котировался на самом высочайшем уровне.

Но все-таки, как молодой парень, имел в своем образовании, в жизненном опыте и в понимании, ведении флирта огромные прорехи. Он никому не признавался и даже при прямом вопросе своей могущественной пассии умудрился уйти от ответа, но некий факт имел место в его жизни: до знакомства с ветреной и взбалмошной богиней у него не было интимных отношений с женщинами. Следовательно, несколько ночей страсти, проведенных в угаре и в неведомых пространствах иных миров, ну никак не адекватны долгосрочным, вдумчивым отношениям с представительницами прекрасного пола. То есть если судить по правде, фактически, то Михаил до сих пор оставался девственником. Хотя, если рассуждать формально и судить по ошарашенному вниманию к нему в последнее время земной цивилизации, господин Днепрянский смотрелся как опытный, прожженный в любовных баталиях, уверенный в себе мачо.

На самом деле он не знал, что делать. И совершил изначально самую страшную ошибку: не разобравшись, ответил утвердительно на заданные вопросы. Что-то здесь было не так! Его нечаянные гостьи вели себя в доме настолько бесцеремонно, словно он уже отныне принадлежал только им. И Михаил стал догадываться, что непонятый им вопрос, который задавала Валия, звучал примерно так: «Миха! Ты приглашаешь нас к себе и разрешаешь делать все, что нам вздумается?»

Ну а так как он согласно кивнул в ответ, то теперь повернуть время вспять и что-либо исправить было невозможно. Наездницы забыли про своего орла и в течение полутора часов умудрились заглянуть в каждую тумбочку, поваляться на каждой кровати, вывалить половину вещей из шкафов на те же кровати и попутно те самые шкафы, тумбочки и кровати переставить в комнатах так, как им казалось наиболее эстетически верно. А с середины упомянутого времени они уделили внимание именно вещам, отбирая для себя те, что им понравились, часть аккуратно укладывая в стопки, а остальные безжалостно сбрасывая в одну груду у порога обследуемой спальни.

– А-а-а… Э-э… Да что вы творите? О-о-о!

На что раздавался радостный смех, а порой и летела в сторону мужчины метко пущенная подушка.

Так что если вначале Кормилец еще пытался какими-то восклицаниями и междометиями сдерживать экспансивных девиц, то в конце концов смирился и отправился к орлу. Где-то в душе он понимал, что огромная птичка сейчас больше всех тоскует, злится и сердится. Кому такое понравится: попал в другой мир, оказался в замкнутом помещении, да еще и безжалостно брошен бессердечными хозяйками? Поэтому парень отыскал большую миску, насыпал в нее самой приятной на вид крупы, напоминающей гречку, и поволок угощение представителю пернатых.

Ф-фотя встретил мужчину довольно агрессивно: встал на свои когтистые лапы и, упираясь головой в потолок, сделал вид, что собирается склевать противного незнакомца.

– Ну и чего ты на меня взъелся? – начал ворчать парень, протягивая тазик перед собой. – Я-то ведь ни в чем не виноват. Если бы твои подружки меня понимали, сразу бы сообразили, что я тоже сюда попал нечаянно. Так что вот бери пока, угощайся этим. Потом я сварю часть каши без специй, и посмотрим, что тебе понравится больше: сырая пища или пропаренная.

Судя по тому, как Ф-фотя вначале аккуратно попробовал несколько зернышек, потом стал набирать в клюв порции все бо?льшие и бо?льшие, угощение ему понравилось и в сыром виде. У него даже взгляд при этом стал добрый, покладистый и всепрощенческий. Мол, ладно, раз уж так случилось и ты меня теперь будешь кормить, то клевать я тебя не буду. Пока.

Михаилу очень хотелось погладить гигантского орла по его синим перьям, но в данном случае он проявил благоразумие и не стал форсировать дружеские отношения. Успеется еще. А вот к девушкам следовало возвращаться как можно скорее и попытаться их хоть как-то успокоить, заставить сосредоточиться, а потом и объясниться с ними с помощью жестов и рисунков.