Она встала на цыпочки и поцеловала мой лоб.
– Конечно, не можешь. Если бы что другое сказал, я бы сама тебе по щекам нахлестала!
Вот так, понятно? Сначала уверяет, будто я совершенно волен в своих поступках, а потом выясняется, что моя свобода простирается только в одном направлении, угодном матушке и полностью сообразующемся с ее представлениями обо мне. Воистину, материнская любовь – слепое и страшное оружие! Но мы все равно боготворим нежные руки, в которых оно лежит.
Кухонного стола хватило на всех – на меня, на матушку, на Ливин и мальчишек, и еще остались места. По крайней мере, для Сари, которая выползла из своей комнаты, разбуженная шумом от прибытия новых гостей дома.
– Д-доброго утра, – выдавила девчонка, увидев на кухне четырех незнакомых людей, из которых трое вели себя совершенно, как дома, и только один, точнее, одна, безжизненно молчала, скромно притулившись почти на самом углу стола.
– Доброго! Помните, я говорил о своей семье? Так вот, познакомьтесь: это моя матушка, Каула, а это мои братья. Того, что постарше, зовут Соден, а младшего – Ладар.
– Рада быть представленной, – растерянно кивнула жиличка, но остроты глаз не утратила. – А эта hevary?
– Ее имя Ливин. Она…
Я замялся, не желая вслух произносить роковое слово, но девица, совершенно неожиданно для меня, вдруг тепло улыбнулась, ответив:
– Мы с матушкой Тэйлена живем по соседству, она и пригласила меня поехать на празднества: я ведь никогда не видела, как Зимник в городе проходит. Наверное, это очень красиво?
– Конечно, красиво! Я, правда, в Нэйвосе совсем недавно, но думаю, он от столицы не отстанет.
Ага, призналась, наконец-то! Значит, меннаска. Остается только надеяться, что ее папа не принадлежит к какому-нибудь воинственному древнему роду и, получив письмо, не поднимет по тревоге тяжелую конницу, чтобы вернуть беглянку домой, по пути разнеся в щепки полгорода.
Я бы и дальше занимался собственными мыслями, но матушка вопросительно посмотрела на девчонку, потом перевела взгляд на меня.
– О, простите… Это Сари, она живет в мэноре на правах гостьи.
– За два лоя в месяц, – не преминула напомнить нахалка, которая, судя по возвращению привычного поведения, полностью поправила здоровье и душевные силы.
– А, так ты, малыш, решил сдавать часть дома для жилья? – Сообразила матушка и тут же выдала коронное: – Я же говорила, что у меня умный сын!
– Малыш? – Сари фыркнула, с трудом удержавшись от смешка.
Я скривился. Хорошо еще, в ход не пошли те прозвища, которыми меня награждали в детстве: вот тогда впору было бы прятаться под столом, но, уверен, румянец просвечивал бы и через дубовые доски. И когда Каула поймет, что при посторонних, какие бы нежные чувства она не питала к своим детям, не нужно выставлять их напоказ? Похоже, никогда.
Разумеется, Сари тут же пригласили разделить завтрак, и девчонка (кто бы сомневался?) охотно согласилась и, несколько минут и лепешек спустя уже весело щебетала наперебой с матушкой, втянув в обсуждение каких-то женских интересов даже Ливин. Братцы вели себя сносно: Ладар, правда, пытался запустить в меня несколько хлебных катышков, но, поймав многообещающий взгляд Каулы, поутих, а вот Соден, в полном соответствии с возрастом, переходным от детства к юности, вдумчиво изучал внешний вид неожиданно оказавшейся в доме сверстницы и, кажется, строил далеко идущие планы. Во всяком случае, когда я наклонился и прошептал ему на ухо: «Даже не думай», мой средний братец вздрогнул всем телом так, будто уже застигнут за преступным делом лишения невинности.
Закончив прием пищи, я настоял на том, чтобы женщины отдохнули с дороги и занялись тем, чем они обычно занимаются, то есть, приводили себя в соответствие посещению города, братцев выпинал проводить разведку в доме, а сам постарался найти успокоение в общении с грязной посудой. Но вволю поплескаться не удалось, потому что Сари, покинувшая было кухню вместе с Ливин и матушкой, вернулась и устроилась на столе, болтая ногами.
– Вас выгнали?
– Нет, я сама ушла: зачем мешать? Пусть осмотрятся, все разложат, обо всем договорятся… Знаешь, они милые.
– Кто?
– Твои родственники.
– Да неужели?
– И ты, в самом деле, их любишь.
– С чего Вы взяли?
Она хихикнула:
– Если бы не любил, то на «малыша» вспылил бы так, что камня на камне не осталось бы… А впрочем, тогда бы тебя «малышом» и не называли.
Я не ответил, топя в тазу очередную тарелку особо зверским образом.
Сари, заметив мое недовольство, попробовала сгладить углы:
– Не переживай, у всех родители такие… Мой отец, к примеру, все время норовит назвать меня лисичкой.
– Потому что у Вас рыжие волосы?