вытянутой руке приставлял к оконному стеклу двухпудовую гирю. И ещё много всяких, до невероятного удивительных историй наслышались листвянцы об этом необычном человеке. Будто бы приручил он лося и возил на нём дрова, пока перепуганный медведем сохатый не переломал оглобли и не убежал в лес. Как браконьерская пуля продырявила зелёный бархатный околыш на новой форменной фуражке охотинспектора. Однажды, возвращаясь под утро с ночного рейда Глухов на мгновение дреманул за рулем 'газика' и свалился с моста в речку Листвянку. Машина перевернулась в воздухе, шумно всплеснула воду и встала на колёса. Такой везучий!
-- Выдумки всё! -- Скажете вы и недоверчиво махнёте рукой, прознав где-нибудь обо всех этих глуховских приключениях в самых захватывающих подробностях.
-- Это ещё что?! -- Возразят листвянские охотники. -- Посмотрел Глухов телепередачу о доме детей-инвалидов. Вздохнул глубоко и пошёл в сбербанк. Снял все сбережения и отправил тем несчастным ребятишкам.
-- А женитьба-то?! Женитьба! -- Всплескивают руками листвянцы. -- Нет, вы только подумайте! До пятидесяти лет бобылем жил Глухов в охотничьем зимовье. А тут вдруг зачастил в Листвянку. Семьёй решил обзавестись. И не бабку какую сосватал, а тридцатилетнюю библиотекаршу Наташку Шувалову. Эх, хороша собой Наталья! Красивая, стройная, весёлая. А уж певунья - заслушаешься. Многие парни заглядывались на неё. А кто постарше в мужья набивались да скоро выбегали из её дома как ошарашенные. И не мудрено: девять детей у Натальи и все мал мала меньше! Младшим двойняшкам Коляше и Маняше ещё и трёх годиков нет. Остальные сорванцы друг на друга не похожи. Рыжие, русые, белоголовые, чёрные... С синими и зелёными глазами, вихрастые и прямоволосые. А старший, Андрюшка, смуглый и кудрявый - вылитый цыганёнок! Мужья у Натальи по причине её развеселого, разгульного характера долго не задерживались. Приходили и уходили. И всякий раз после ухода очередного мужа на одного карапуза у Натальи прибывало. Всех их Глухов усыновил, удочерил. Теперь вот и десятый родился. Счастливый папаша нарёк его Никитой. Таковы некоторые эпизоды не совсем обычной жизни бывалого таёжника Глухова.
Как-то по осени охотинспектор заявился в зимовье деда Дымаря с толстой кипой потрёпанных библиотечных книг. Отдельно вынул из рюкзака томик Стендаля, бережно положил на полку.
-- Глухов книжками, как салом копчёным затоварился. На всю зиму, -- помогая внести книги в зимовье, ухмыльнулся Ермолай Лабецкий.
-- На всю зиму? Да это ему на один хавок! -- Рассмеялся Иван Горовец, хорошо знавший глуховскую страсть к чтению.
-- Неплохо, выходит, позаботилась Наталья о духовной пище супруга.
-- Не хлебом единым жив человек, -- съязвил Иван, -- ты бы лучше мешок картошки припёр. Не помешал бы...
-- Вас раскорми, вы, чего доброго, охотничий нюх потеряете, разленитесь на дармовых харчах, -- в тон охотникам отвечал Глухов, выставляя на стол скудный провиант, уместившийся в карманах охотничьей куртки. Тратиться на продукты Глухов не любил. Однако, на книги денег не жалел. Покупал их с каждой невеликой своей получки. И с Натальей сойтись ему помогли книжные интересы. Подолгу засиживался в библиотеке, благоговейно перебирал ворохи старых, давно не тронутых книг. Много дел у него в тайге и на личном подворье, но чтение стало любимым занятием на всю жизнь. Не сядет Глухов есть прежде, чем не развернёт перед собой книгу. За обедом ему бывает достаточно газетного обрывка или измятого листа, вырванного кем-то из неизвестного журнала без начала, без конца.
В тот пригожий октябрь Глухов прожил с нами в зимовье почти неделю, успевая каждый день прочитывать книжку. При этом каждое утро уходил в тайгу, возвращался поздно, и присев ужинать к столу, тотчас принимался за чтение.
-- И как только не перепутается в голове у него вся эта мешанина? -- Дивились мы читательским способностям Глухова.
За день до ухода домой Глухов встал по обыкновению рано. Засунул за пазуху том Стендаля и отправился в обход угодий. Иван и Ермолай, шумно галдя, отправились по охотничьим путикам настраивать кулёмы и капканы. Глухов в поисках нарушителей правил охоты ноги бить не стал. Присел на пенёк в кустах у развилки троп. Запахнулся в тёплый кожушок и скорее за книжку. Читает, а ухо востро держит - не послышатся ли на дорожке осторожные шаги. Успел прочитать несколько страниц и нехотя сунул книгу за пазуху. Шелестит осенняя листва, прихваченная морозцем. Всё ближе, ближе. А вот и непрошенные гости - городские любители побродить в тайге без охотбилетов и лицензий. Не природой любоваться идут, не с ружьишком побродить в тишине, а непременно набить рюкзак мясом. Да только и Глухов не простак. Настоящих охотников от браконьеров за версту отличит.
-- Здрасте! Не ждали?! -- неожиданно выходит охотинспектор навстечу перепуганным браконьерам, и затвором решительно: чак-чак! Пополнил кожаную папку новым протоколом и дальше в тайгу пошагал. День только начинался и сделать предстояло немало. Видит Глухов: молодые кабаны, чувствуя приближение зимы к хвощам прибились. Тут, в густых зарослях и устроил зверям тёплые гнёзда - гайна. В Марьином ключе высыпал из рюкзака соль изюбрам. Сложил копёшку сена из накошенной днями раньше отавы. Невелика подкормка, а всё поддержка косулям в морозную стужу. Завернул в липовый распадок. Браконьеры здесь прошлой зимой порушили берлогу. Заткнул дыру берёзовой чуркой, присыпал щели землей, сухими листьями. Заодно подремонтировал печку в охотничьей избушке, белеющей у ручья Каменистого берестяной крышей. Ещё набрал корзину поздних грибов - опят, развешал их на сучках: белки найдут зимой. Будет им радость. Эти занятия не входили в обязанности охотинспектора, но любил Глухов тайгу и заботился о ней как мог.
Догорая в пламени вечерней зари, малиновое солнце коснулось дальних вершин. К тому времени как спряталось оно за черный островерхий ельник, Глухов уже продолжал прерванное утром чтение на другой развилке дорог, но и на этот раз книгу пришлось скоро захлопнуть. Не подозревая засады, двое мужчин приблизились, сутулясь под тяжестью рюкзаков и ружей. Документов на право охоты у них не имелось. Добыли браконьеры по зайцу и, разумеется, сами 'попали на карандаш' охотинспектора.
По правде говоря, не о смекалке везучего Глухова я хотел рассказать. Ведь не случайно упомянул я до этого о необыкновенной страсти Глухова к чтению. Ничего особенного, если бы не такая странность: читает охотинспектор всё подряд! Будь то прошлогодняя газета, учебник географии или подобранная в чулане книга неизвестного автора без конца и без начала. Оттого вечером в зимовье Иван Горовец вздумал подшутить над Глуховым. Охотинспектор как обычно примостился у стола с какой-то книгой. Иван ощипывал рябчика. Я чистил картошку. Дед Дымарь чинил ремень карабина. Ермолай возился с капканами. Следить за печкой в тот вечер было обязанностью Глухова.
-- Что-то печка плоховато топится, -- громыхая на плите кастрюлей, заметил Иван и подмигнул Ермолаю. Лабецкий качнул головой, языком прицокнул: дескать, напрасно, ты, Иван, затеваешь эту проделку.
-- Или тяга плохая? Или дрова сырые? -- ворчал Горовец и хитро поглядывал в нашу сторону.
-- Давай, давай, -- тихо проговорил дед Дымарь. -- Глухов - прохиндей ещё тот! Расчухает, так аукнется тебе твоя шуточка.
Не догадываясь о подвохе, Глухов поднёс к глазам книгу, запоминая страницу. Положил её и принялся шурудить поленом в печке. Иван быстро убрал со стола книгу, вместо неё раскрыл на той же странице другую - какой-то роман Бальзака, и как ни в чём ни бывало, взялся за рябчика. Подбросив в печку дров, Глухов уселся на прежнее место и продолжил чтение. Мы беззвучно корчились от смеха, между тем как Глухов спокойно дочитал главу до конца. После ужина заложил в подсунутую ему книгу берестинку и лёг спать.
-- Ему без разницы! -- Хохотнул Иван и, кивнув на Глухова, покрутил пальцем у виска.
Утром Глухов уехал, прихватив для своих сорванцов лукошко сушёной малины.
-- Ай, да, Глухов! Зачитался вконец бедный! -- надрывался от смеха Горовец. Стендаля от Бальзака не отличил, читака!
Мы сели пить чай, с вечера заваренный шиповником. Иван первым жадно отхлебнул из котелка. Глаза у него округлились, котелок выпал из рук и расплескался.
-- Что с тобой? -- испуганно подскочил к нему Ермолай.
Не в силах что-либо сказать, Иван мычал и показывал пальцем на закопчённый котелок. Ермолай
