Многое ещё не изучено в образе жизни и повадках пресмыкающихся, ставших предметом истребления. Ненавистны они большинству людей. И говорят о них брезгливо, с отвращением. Отсюда выражения: гадкий, гадость. Но сравнения с гадами несправедливы. Змеи - животные чистоплотные, разборчивые в пище. Дохлятину, падаль есть не будут. Не переносят неприятных запахов. Особенно их отпугивает лошадиный пот. 'Положи под голову хомут, седло или брось вокруг себя волосяную конскую верёвку - ни одна змея не подползёт', -- поучали старики. Приходилось слышать и такую историю: в палатку к геологу забралась гадюка и свернулась калачиком у него на груди. Конечно, всякое может приключиться в тайге, но почему-то все рассказчики ссылаются на кого-то: 'А вот был случай...' Как всякое дикое животное змея спешит уйти, а если не успевает - затаивается, готовая сделать короткий, но стремительный выпад. Кто нечаянно наступит на неё - укус придётся не выше щиколотки. Достаточно быть обутым в сапоги, чтобы избежать этой опасности. При сборе грибов, ягод не следует хватать сучья или разгребать траву руками. Соблюдать это нехитрое правило - значит, избежать неприятных последствий своей неосторожности. Нежелательно оставлять на земле надолго одежду, рюкзаки, корзины. Подтверждением этому совету - происшествие в верховье Пихтового ключа, где поутру мы начали готовить сено для зимней подкормки изюбров и косуль. И хотя день был солнечный, на горизонте громоздились тёмные облака.

   -- Успеем ли управиться? Как бы дождь сено не замочил, -- озабоченно поглядывал Дымарь на тучи. Валки травы, скошенной пару дней назад, хорошо высохли и мы спешно принялись грести сено и стаскивать в копны. Жара вынудила Дымаря снять форменную фуражку и бросить на закосок. Вскоре подул прохладный ветерок. Егерь опять надел фуражку, но она то и дело мешала ему. Самсон Павлович снимал её, потряхивал и надевал снова.

   -- Мошка, что ли, залетела, зудит и зудит, -- беспокойно почёсывал егерь седую, облысевшую голову. Он ещё раз снял фуражку, недоуменно поглядел в неё и вдруг с криком отбросил от себя.

   -- Змея-я!

   Из фуражки выпала небольшая гадюка, извиваясь, скрылась в траве.

   -- Где она? Подскочил с вилами Ермолай Лабецкий. - Почему не убили?

   -- Не успели. Убежала, -- подмигнув мне, ответил Дымарь.

   -- Это ты, Сам Палыч, верно сказал, что убежала. - серьёзно заметил боязливый охотник. - В минуту опасности змея ноги выпускает...

   Я посмеялся над невежеством Ермолая, а сам с сожалением вспомнил, как в детстве из любопытства с другими сверстниками швырял гадюк на костёр.

   -- Бросьте змею в огонь, -- говорили старики, -- она и покажет ноги.

   Конечностей у змей, мы, понятно, так и не увидели, но погубили их немало.

   Наверное, никогда я не смог бы подавить в себе боязливый трепет и отвращение к этим 'гадким' рептилиям, но случай свёл меня с хорошим человеком Петром Федоровичем Полянским, герпетологом. Однажды он пригласил меня посмотреть выпуск на волю обыкновенных гадюк.

   -- Наш серпентарий даёт сырье для производства ценного препарата, -- пояснил Петр Федорович. Герпетолог взял на руки свою любимицу Муську, ласково погладил.

   -- Самая продуктивная коровка, -- засмеялся герпетолог. - Но пришло время отпустить её на волю. - И грустно добавил:

   -- Все меньше змей остаётся в наших лесах. Англичане, те не дураки: в две тысячи фунтов стерлингов преподносят штраф за каждую убитую гадюку. Так-то вот. Ну, ползи, Муська! Спасибо за бесценный дар!

   Полянский открыл клетку и вытряхнул из неё змей. Ещё миг - и рептилии исчезли в густом подлеске. Неведомый мир, полный опасностей, предстал перед ними. Удастся ли им выжить?

   Тихо в золотисто-багряной тайге, загадочно. Солнечная осень, не скупясь на краски, принарядила её. Каждый шорох далеко слышен. Благодать для белкования! Но короток октябрьский день. Ясный сиреневый вечер незаметно спускается в распадок, и вскоре всё тонет в сумерках приближающейся ночи.

   В зимовье деда Дымаря душно и сумрачно. Не хочется в ясную, теплую ночь кашеварить и ужинать в избушке. И не сговариваясь, охотники разводят костёр, располагаются вокруг. Пламя высвечивает их лица, длинные тени сидящих у огня людей мечутся по косогору. Белый пар из открытого котелка доносит аппетитный запах кипящей похлёбки. Прохладой веет от ручья, с шумом сбегающего вниз по скалистым уступам в речку Листвянку. Неторопливый говор и громкий смех сидящих нарушают таеёжную тишину.

   Не вспомнить всех невероятных историй, услышанных мною в зимовье деда Дымаря за охотничьим ужином. Но некоторые из них вряд ли забудешь. Особенно про Лёху Задиранника, пчеловода из Листвянки. Там, где Уссури сливается с Арсеньевкой, затерялся этот таёжный посёлок среди сопок в глуши кедрачей и ельников. Склоны в тех местах краснеют спелым лимонником, а в чистых ключах распадков мелькают пятнистые хариусы. Как все листвянцы Лёха промышляет тайге. Заготовляет мёд, собирает грибы, ягоды, орехи, лекарственные корни и травы. Умеет выпекать мягкий пшеничный хлеб и пироги с калиной. А ещё делает отменные дубовые кадки под бруснику, плетёт берестяные лукошки и шьёт удобные охотничьи обутки. Окна Лёхиной приземистой избы всегда приветливо светятся, приглашая в непогодь заночевать запоздалого таёжника. Над старой крышей вьётся дымок, а на раскалённой докрасна плите шкварчит жареная картошка. Связки соторамок, запах вощины и мёда, дымари, скребки, сетки-накомарники говорят о главном занятии хозяина. Удачлив на медосборе Лёха. Больше всех в промхозе сдает заготовителям сладкой продукции. Однако, не о том речь. Судите сами...

   Встретил я в тайге корневщика. Спрашиваю:

   -- Как пройти в Листвянку?

   Незнакомец пожал плечами, хмыкнул:

   -- Слышал про такую деревушку...

   -- Ну, там, говорят, чудак живёт один... Скворец у него говорящий...

   -- Лёха Задиранник?! Ну, так иди берегом этой речки. За сопкой деревню увидишь. Там и найдёшь его...

   Прихожу в посёлок, присматриваюсь, где бы мёду купить. Бреду по улочке, соображаю, в какую избу зайти, потолковать с хозяином о цене. Во всех домах собаки на цепях гавкают, а у крайней избы лишь один козёл на верёвке гуляет. Перед окнами ульи желтеют. Вот, думаю, то, что надо. И прямиком во двор. Такая оплошность стоила мне порванных брюк и ободранных коленей. Я и опомниться не успел, как вылетел за ворота и растянулся в пыли, сбитый с ног крутыми рогами. Козёл победно заблеял, и на крыльце появился босой длинноволосый хозяин. В расстёгнутой клетчатой рубахе, в зелёных камуфляжных брюках и с рубанком в руках.

   -- Кузька! Студент несчастный! Марш на место! -- крикнул пчеловод, и козёл послушно отошёл. Хозяин сочувственно посмотрел на моё саднящее колено и пригласил войти. Едва переступив порог, я чуть не упал в обморок от обилия в избе различных пауков, кузнечиков, бабочек, гусениц и букашек. Они трещали и жужжали на все лады, порхали, куда-то ползли.

   -- Ах ты, студент несчастный, ишь, куда забрался, -- снял хозяин с моего плеча усатого древоточца и посадил на растущую в избе... ель. - Гуляй Ванька, ешь опилки! -- И осторожно подняв с полу огромного зелёного жука, сунул мне под нос.

   -- Смотри, какое чудо! Да ты садись, в ногах правды нет.

   Я продолжал остолбенело торчать у порога, тараща глаза на огромный муравейник, устроенный под елью. Красные муравьи кишмя кишели на куче трухи, деловито сновали по горнице, по стволу елки. Всякие мне приходилось видеть домашние зоопарки и зверинцы, но такого... Я ошалело опустился на кушетку и, ойкнув, подскочил.

   -- Прошёл лечение иглотерапией, -- засмеялся пчеловод, сгоняя ежа с кушетки. Длинный