крик:
-- Есть! Василь Васильич! Скорее сюда! Он здесь!
Путаясь лыжами в кустарнике, падая и барахтаясь в глубоком снегу, Протасов бросился к ложбине, окружённой невысокими берёзками. За ним, размахивая вертикалкой, едва поспевал Еремеев. Разгорячённые быстрым бегом, они подлетели к Митяеву, вскинули ружья.
-- Где? -- хрипло выдохнул Протасов.
Митяев молча показал палкой на горбатую валежину, разбросившую вокруг толстые сучья.
Протасов сначала не понял, почему волк не рвётся из-под валежины, не бросается на людей. Он запутался в корнях выворотня и неподвижно сидел, злобно поджав уши.
-- Берём живьём! -- ликующе крикнул Протасов. -- То-то будет потеха, когда подвесим волчару в моём гараже... Ага-а, серый плут, застрял! Я же обещал с тебя шкуру содрать! В капкан из-за тебя угодил!
Дикая страсть первобытных предков, загнавших мамонта, обуяла охотников, вытеснила усталость. С торжествующими воплями носились они вокруг волка, давая друг другу советы, как лучше его связать. В общей кутерьме, возясь со зверем, Протасов не заметил, как волк, щелкнув челюстью, молниеносно выхватил клок овчины из его полушубка. Неожиданно увидел на рукаве расплывающееся пятно и ощутил саднящую боль. Еремеев сунул в волчью пасть берёзовый сук, от него полетели куски щепок и бересты, но Митяев уже набросил на челюсть ремень, сдавил её крепким узлом.
Опутанный верёвкой, с палкой в зубах и двумя жердями по бокам, зверь был не страшен. С него даже сняли капкан. Сжимая кровоточащее предплечье, Протасов подошёл к нему, остервенело пнул в пустое брюхо.
Морщась от боли, стянул с себя полушубок, свитер, оторвал от подола рубахи широкую ленту ткани. Рана была неглубокая, но Еремеев, опасаясь инфекции, облил её водкой. Протасов взвыл, но Еремеев уже заматывал руку, стягивая ее лоскутом при каждом витке. Боль немного отступила, и Протасов, поморщившись, ещё раз пнул волка.
-- У-у, гад! И когда успел?!
Еремеев помог ему одеться, достал из рюкзака хлеб, сало, разлил водку по кружкам.
-- С полем, Василь Васильич!
Остатки из бутылки капитан плеснул в кружку Митяева. Тот привычно хекнул и одним глотком выпил.
-- На, закуси, -- протянул ему Еремеев наколотый на нож ломоть колбасы.
-- Спасибочки! -- довольно потёр руки Митяев. Ещё бы! С одной кружки с начальником милиции пил! Кому скажи в Коноплянке - не поверят!
Стемнело. Обратными следами поплелись к машине. Еремеев и Митяев, качаясь, несли на плечах волка. Протасов, спотыкаясь, тащился позади с ружьями.
Уже в кромешной темноте добрались до машины. Шофёр, наученный такими наездами в степь, заранее включил фары. Они шли на их свет напрямки, сокращая путь. Буран к ночи разбушевался вовсю, но в машине было тепло и уютно. 'Для сугреву', как выразился Еремеев, они опрокинули в себя ещё граммов по сто, и покатили домой. Через некоторое время сержант остановил машину, чертыхнулся:
-- Ничего не вижу... Куда ехать? Засядем - кто нас отсюда будет вытаскивать?
Его пассажиры, разогретые водкой, не сразу осознали опасность замёрзнуть в степи. Шофер, экономя бензин, выключил мотор, и холод скоро стал ощутим. Когда до охотников дошло, что заблудились, они испуганно притихли, с надеждой глядя на Митяева.
-- Был бы со мной Буланка! Он в любую непогодь дорогу к дому найдёт. Ладно, пойду, поищу, -- неуверенно пробормотал Митяев, неохотно вылезая из машины. Он шагнул в темноту и сразу растворился в ней.
Сидящие в машине подавленно молчали, чувствуя, как всё сильнее стынут ноги. 'Надо выйти из машины и прыгать', - думал Протасов, но вялость и дрёма уже овладели им.
-- Да вы, что, спите, что-ли? -- Услышал он сиплый голос Митяева, с усилием открывая глаза. - Василь Васильич! Тут неподалеку заимка есть летнего скотного двора. Там и заночуем.
Митяев растолкал полусонного водителя:
-- Езжай за мной по полю, снег ветром выдуло, проедешь.
'УАЗ' загудел, медленно двинулся за шагавшим впереди Митяевым. В свете фар мельтешили снежинки. Вдруг лучи выхватили из тьмы приземистую избу, изгородь. Над крышей, сверкая искрами, клубился дым.
-- Нам повезло, здесь кто-то есть. Сейчас согреетесь, Василь Васильич, -- радуясь случаю ещё раз угодить начальству, постучал в дверь Митяев.
Её долго не открывали. Наверно, тот, кто растопил печь в этой заброшенной заимке, крепко спал. Митяев ещё постучал. Но вот дверь скрипуче отворилась, и на пороге показался человек. Настороженно посматривая и придерживая за спиной топор, глухо спросил:
-- Кто такие?
-- Заблудились... Переночевать надо. Охотники мы...
Звякнул брошенный на пол топор. Зажжённая свеча осветила моложавое худощавое лицо, короткие, торчащие на затылке волосы. Тонкие губы сжаты в презрительной ухмылке:
-- Где тут блудить-то? Тайга что ли непроходимая?
Облепленные снегом охотники, бряцая ружьями, ввалились в жарко натопленную избу. Форменные полушубки, погоны - первое, что бросилось в глаза незнакомцу. Он потянулся к топору, но продрогшие милиционеры обступили печку. Коротко глянув на Митяева, незнакомец безошибочно угадал в нём деревенского выпивоху, кивнул на дверь:
-- За дровишками сгоняем, братан?
У поленницы незнакомец небрежно спросил:
-- Тот важняк, который по гражданке влатанный, кто такой?
-- Начальник милиции...
-- Ишь ты, -- присвистнул незнакомец, набирая охапку дров.
Еремеев втащил в избу набитый снедью рюкзак, и на столе появились бутылки, банки, пакеты, свёртки, пачка чаю и баклажка со спиртом. Обилие припасов заставило обитателя заимки сглотнуть слюну.
-- Давай с нами за компанию, -- пригласил Еремеев.
-- Я недавно поужинал... Разве что из уважения к гостям, -- ответил незнакомец, присаживаясь к столу. -- Спасибо, не пью. Язва, знаете ли, беспокоит, -- отказался незнакомец от выпивки, но под шум застолья незаметно ел много и долго. Насытившись, устроился у печки с дорогой сигаретой, взятой из пачки Еремеева, молча попыхивал дымком, не проявляя интереса к разговору приезжих. Их лица раскраснелись, языки развязались, и скоро ему стали известны все подробности прошедшей охоты.
-- Так он живой? -- встрепенулся удивленно парень. -- Замёрзнет ведь в машине...
-- С него всё равно шкуру снимать, -- рассмеялся Протасов. -- Ладно, тащите его сюда, поквитаюсь с ним, -- пьяно куражился Протасов.
Митяев и шофёр, улюлюкая, внесли волка, с маху швырнули на пол.
-- Красавец! Жаль портить каминный коврик моему шефу, а то бы всю обойму разрядил в него, -- с трудом поднимая отяжелевшую голову, сказал Протасов. Разморенный жарой, он разделся до пояса. Кровь сочилась из-под тряпки. Не замечая спьяну, Протасов размазывал её по груди.
-- Предлагаю тост за храброго волчатника! -- поднял кружку Еремеев. -- Ловко вы его взяли, Василь Васильич!
-- Не таких брали! Ишь лежит, глазищами вертит. В капкан из-за него залез, до сих пор нога ноет... Ещё и цапнул, стервец... На, падло, получай!
В пустом животе зверя опять ёкнуло. В бессильной ярости волк мусолил палку. Бешеной злобой сверкали красные глаза. Дрожащее пламя свечи отражалось в них. Протасов замахнулся ударить ещё, но зашатался и загремел на табурет, подставленный Митяевым.
-- Дешёвое дело - лежачего бить да вдобавок связанного, -- сквозь сжатые зубы процедил парень.
