Белов придвинул товарищу раскладушку, выставил на стол хлеб, консервы, две эмалированные кружки и бутылку коньяка.
-- Армянский! Специально берёг к твоему приезду, -- откупоривая бутылку, суетился Юрий.
-- И я - специально к моему, -- достал Виктор такую же бутылку. Они расхохотались, и Юрий придвинулся ближе:
-- Ну, рассказывай, ведь столько лет не виделись!? Кого из наших встречал?
-- Кольку помнишь с хирургического? Кандидатскую защитил, докторскую уже пишет... Кстати, ты тоже надежды на курсе подавал... И вдруг - фельдшер?!
-- Знаешь, здесь хорошая практика. И навар есть. Лесорубы, охотники - народ понятливый. На приём кто идёт - шкурку несёт. А плеснёшь кому спиртяшки - тот и две, и три даёт. Вот, смотри!
И Юрий вытащил из-под кровати мешок с соболиными шкурками. Умело взбил несколько штук, пригладил нежный мех ладонью.
-- Перебирайся сюда. И у тебя будет столько. И даже больше. Мне компаньон нужен...
В эту ночь в домике фельдшера долго светилось окно. А когда лампочка потухла, над Тандалукским хребтом уже розовела полоска рассвета.
Виктору, разбуженному приятелем, стоило усилий оторвать отяжелевшую голову от подушки. В то время, как Юрий, привычный к ночным вызовам, уже позванивал гильзами, заряжая патроны, торопливо рвал газету на куски, быстро скатывал их в шарики и деревянной пыжилкой запрессовывал в гильзы. Снаряжённые мелкой дробью патроны выстроились в длинный ряд на подоконнике. Виктор привёз несколько упаковок готовых патронов, купленных в охотничьем магазине, но Юрий небрежно задвинул их в угол.
-- Сгодятся... на крайний случай. На хорошей рыбалке, когда здорово клюёт, некогда носиться по берегу в поисках наживки и снастей. Так и здесь. Если белка валом валит - успевай только стрелять, канителиться с папковыми гильзами некогда. Они разбухают при выстреле, шомполом порой выбивать приходится. А то и вовсе дают осечку. Нет, я предпочитаю латунные...
-- Пыжи войлочные в таком случае надо...
-- А, ерунда! -- махнул рукой Юрий. -- Не первый год стреляю бумажными.
-- Тлеют они в лесу.
-- Может и тлеют. Да только здесь многие леспромхозовские бумагой палят. Некогда с войлоком возиться. Пока старый валенок найдёшь, пока нарубишь... А белка не ждёт. И просечки у меня нет, -- оправдывался Юрий, продолжая пыжевать патроны смятой газетой.
Уже рассвело, когда охотники вышли из домика и по узкой тропе двинулись в сторону кедрового ключа, уходящего густой синевой к розовеющим гольцам. Из перелесков несло свежестью и прохладой. Белесый туман вился над скалистыми уступами, и капельки росы блестели на зеленоватых камнях. Но вот из-за дальних вершин Тандалука выглянуло малиново-красное солнце. Тотчас яркие звёздочки вспыхнули на хвоинках и листьях, на ягодах шиповника и калины. Густые облака пара клубились над прозрачной водой. Они наполовину скрывали фигуру Белова, и Виктору, шедшему позади, временами казалось, что его товарищ не идёт, а плывёт над этим чистым ручьем.
-- Ключ этот называется Золотая Долина, -- пояснил Юрий. -- Знаешь, он и впрямь золотой! Столько здесь я зверья и пушнины взял! Бросай свою терапию и переезжай ко мне. За сезон озолотишься. Увидишь, сколько белки и соболя в Золотой Долине. Бей, не ленись! Я пойду левым склоном, а ты шуруй правым. В полдень встретимся у водопада...
Щёлкнув ружейными замками, приятели разошлись, и вскоре широкогрудый сильный Барсик отыскал белку, свесившую с ветки пушистый хвост. Терпеливо поджидая охотника, собака сильным лаем выдавала присутствие зверька. Хлёсткий выстрел из вертикалки Орлова всколыхнул тишину тайги, наполненной ароматным смолистым запахом. На макушке могучего дерева багровели в утренних лучах тугие кедровые шишки. Они вздрогнули и с лёгким стуком упали на землю вместе с подстреленной белкой. Бурые, жёлтые, лиловые листья клёнов, берёз и осин, покачиваясь, неслышно опускались рядом на шуршащую под ногами опавшую листву. Алые гроздья брусники краснели среди разноцветья увядающих трав и кустарников. И Виктор, опьяненный страстью охоты, таинственной туманностью тайги и великолепием её осеннего убранства, с гулко бьющимся сердцем поднял добычу. Он вынул нож, намереваясь снять шкурку, но Барсик уже снова залаял неподалеку, призывая охотника. Новый выстрел мелкой дрожью отозвался в вершине кедра, и ещё одна белка свалилась к ногам Виктора. Где-то выше по ключу бухала 'ижевка' листвянского фельдшера. Заливистый и звонкий лай Мечты раздавался то ближе, то дальше за ручьем. Юрий не обманул: белки и в самом деле было много. После полудня, уморённые духотой жаркого дня и почти беспрерывной беготнёй по увалам и крутякам, друзья сошлись у водопада.
-- Не пойму, Юрка, как ты охотником стал, -- кивнул Виктор на отделанное серебряной чеканкой ружьё Белова.
-- Штучного изготовления, у директора леспромхоза выманил, когда у жены его роды принимал, -- не преминул похвалиться Белов, -- а если мягкое золото в руки просится, как охотником не станешь? Да здесь любого возьми - браконьерит... К вечеру во-он к той скале подходи - заночуем у костра. Заодно белок ошкурим.
Ночь приятели провели за приготовлением ужина, снятием шкурок с добытых зверьков. Лишь поутру они забылись коротким сном на куче лапника, натасканного на прогретую костром землю. Первые лучи солнца подняли их, не выспавшихся, разбитых вчерашней охотой. У Виктора с непривычки ныли ноги и плечи. Умывшись студёной водой из ручья, друзья наскоро позавтракали остатками ещё теплого супа, накормили собак и двинулись по Золотой Долине, с каждым часом охоты утяжеляя рюкзаки добычей. В полдень, как условились, они поднялись в верховья ключа, разложили съестные припасы.
-- Наверно где-то лес горит, -- сказал Виктор, открывая банку тушёнки. -- Что-то гарью потянуло.
Но Юрий уже и сам тревожно всматривался в распадок, откуда несло едким, удушливым запахом дыма.
-- Подымит да перестанет. В тайге это привычное дело. Пока стемнеет, успеем десятка по два белок настрелять...
Отобедав, охотники надели рюкзаки, зарядили ружья. Запах, гари усилился. Он щекотал в носу, першил в горле. Собаки беспрестанно чихали, тёрлись носами о землю.
-- Не нравится мне этот дымище, -- сказал Виктор.
-- Ничего страшного. Низовой пал идёт. Он сам по себе потухнет. Сухая трава выгорит и всё.
-- Как знать... Сушь, видишь, какая стоит... Если ветерок поднимется, он в два счета раздует верховой...
В безветренной тайге засохшие листья неслышно падали на землю. Вороха высушенной солнцем листвы толстым слоем покрывали склоны сопок. В знойном воздухе, насыщенном смольем и гарью, таилась напряженная тишина. Сизое облако поднялось из-за ближней сопки и, расползаясь по склонам, потянулось по Золотой Долине. Взобравшись на взгорок, охотники смотрели на клубы дыма, взбухающие чёрными шапками, из-под которых вырывались языки пламени.
-- Смотри, Юрка! Там тоже горит! И там... И вон ещё...
Очертания сопок потонули в прозрачной дымке. Дым заполнял распадок, и ощущение тревоги нарастало всё больше. Глаза начали слезиться, в горле запершило сильнее, и Виктор, прикрывая нос и рот рукавом штормовки, пробормотал:
-- Не до охоты теперь... Драпать надо отсюда и поскорее. А то, как бы нас здесь не прихватило. Вон, смотри, кругом уже занялось...
-- Подымит и перестанет, -- попытался его успокоить Юрий. -- Неужто боишься обычного пала? Если огонь и подберётся сюда, перемахнём ключ и все дела. Не пойдёт же он через воду.
Спустившись ниже по ключу, охотники увидели облако дыма, расползающееся над деревьями. Оно медленно плыло навстречу, обволакивая гряду сопок грязно-серым дымом. Везде, где вчера гремели их выстрелы, поднималась к небу желтовато-белая завеса, сквозь которую прорывались розоватые дымные смерчи. Таёжный пожар, начавшийся с тлеющих газетных пыжей, разгорался неторопливо, но с каждым часом набирал силу. В низинах, на влажной почве, огонь полз золотыми змейками, пожирая сухую траву и мелкие заросли шиповника. Подбираясь к упавшим сучьям, с треском разрастался в большие костры. Языки