сославшись на очередность других охотников. А продавщица откровенно посмеялась над Тарасом:

   -- Соболей сдаёшь, а бабе кофту купить не можешь. Какой ты апосля этого мужик?

   -- Не понял, -- обернулся в дверях Тарас. Вид у него в тот момент был жалкий и растерянный.

    -- Чего понимать? Сунул кому надо две-три шкурки - не кофту - шубу мутоновую принесут.

   -- Чего же ты не суёшь товар из магазина налево-направо?

   -- Сравнил! Здесь всё на учете, не моё.

   -- Вот и у меня в тайге не моё. И тоже всё на учёте.

   -- Э-эх, -- покачала головой продавщица и, махнув на Тараса рукой -- что с тобой, простофилей, толковать, -- ушла в подсобку. А купи он тогда тёплую кофту - кто знает, может, и не простудилась бы Анастасия...

   Тарас смотрел и смотрел на собольи портянки, чувствуя, как в душу его вползает холод. И уже ничем не отогреть её - ни жаром камина, ни выпивкой, ни мартовской оттепелью.

   'Кабан' парился долго. Бойкая Нина с ямочками на пухлых щеках понесла начальнику бутылку охлаждённого пива, махровую простыню и вернулась со сбитой причёской, раскрасневшаяся и потная. Следом за ней явился 'Кабан', бессильно плюхнулся в кресло. Влажная лысина его порозовела, на жирной и толстой шее под массивной золотой цепью блестел глянцем прилипший берёзовый листок. За стол напротив него уселись вертолётчики в кожаных тужурках, молодые, ладные парни.

   -- Что же ты, как там тебя? Тарас? -- поманил пальцем охотника Борис Петрович. -- Садись к нашему шалашу хлебать лапшу.

   'Лапшой' оказалась тушёная с зайчатиной картошка, разные салаты, закуски, приправы. И, конечно, бутылки с коньяком и водкой. Тарас всё ждал, что за столом начнётся разговор о завтрашней охоте, но говорили только о еде и выпивке.

   -- А как насчёт лицензии на отлов? Имеется? Насколько знаю - заповедник здесь, -- спросил Тарас, выждав момент, когда сидящие за столом, опорожнив по рюмке, принялись молча закусывать. Вертолётчики перестали жевать, недоуменно и насмешливо посмотрели на Тараса.

   -- Все вопросы решены в верхах, -- неторопливо обсасывая заячью ножку, ответил Борис Петрович.

   -- Интересно, сколько золота или долларов за изюбра дадут? - опять спросил Тарас. Ему не давала покоя мысль о звере, которого предстояло добыть.

   -- Во, даёт, ещё в тайгу не ходил, а уже про доллары спрашивает. Со смеху помереть можно от твоей сермяжной простоты! -- воскликнул плечистый вертолётчик, судя по всему - командир экипажа.

   -- Какой любознательный! -- наливая Тарасу водки, ухмыльнулся второй пилот. -- Пить надо больше, а думать меньше, тогда жить будет легче, -- поучал он старого охотника.

   Тарас понимал, что эти люди что-то не договаривают, умалчивают, и не стал приставать с разговорами. У него росла неприязнь к нагловатым пилотам и вольяжному Борису Петровичу. Уйти бы отсюда, да нельзя: Филимонов на него надеется, а подводить кого-либо зверобой не привык. Памятуя, что на рассвете - в тайгу, Тарас нетерпеливо ёрзал на стуле, ел без аппетита, к выпивке не притронулся.

   -- Что-то ты больно серьёзный, -- недовольным тоном произнёс Борис Петрович, наливая себе коньяку в хрустальную рюмку. -- Из принципа не пьёшь, или организм не принимает?

   -- Так ведь утром на охоту, не собран ещё. Пойду, -- привстал из-за стола Тарас.

   -- Сиди! Ещё пельмени не подавали, -- сердито буркнул 'Кабан', а вертолётчики недобро намекнули:

   -- Шеф говорит: 'Сиди!', значит сиди и не рыпайся. А недоволен - пиши заявление - уволим! -- И они дружно и пьяно загоготали.

   -- А чего тебе собираться? -- промакивая лысину полотенцем, сказал Борис Петрович. -- У меня здесь есть всё. Возьми, что надо, и ступай в свою тайгу... Аким! -- крикнул он зычно.

   -- Слушаю, Борис Петрович! -- подскочил сторож, угодливо поправил на 'шефе' сползшую со спины простыню.

   -- Выдашь ему завтра всё, что нужно.

   Это барское застолье Тарасу не понравилось. Он молча поднялся и, чувствуя на себе насмешливые взгляды вертолётчиков, отправился спать. 'Странные люди, -- раздеваясь и ложась в мягкую, с пуховыми подушками, постель, подумал Тарас. -- То кричат, давай быстрее, дело важное, то никуда не спешат, пьют до полночи'.

   Аким разбудил его в половине пятого. Шкрябая тапками по остывшему полу, сторож принёс дров, растопил печь и ворчливым голосом проговорил:

   -- Ступай за мной за припасами. Оленя добыть живым надо. Делай, что велят, и лишних вопросов не задавай.

   В широченном амбаре, как в купеческой лавке, на полках, на штырях, в ящиках и вповалку висели, громоздились различные вещи. Тут были полушубки и меховые сапоги, шапки, куртки, маскировочные халаты, ружья и карабины, чучела птиц и зверей, капканы, солдатские фляги, коробки конфет 'Птичье молоко' и многое другое.

   -- Вот на эту кнопочку нажмёшь и говори, -- вручая Тарасу портативную рацию, наставлял Аким.

   -- Знаю, приходилось, -- засовывая рацию в рюкзак, глухо, буркнул Тарас. -- Патроны давай снотворные и пули тоже. В тайгу иду, не в парк городской.

   ... По старой лесовозной дороге охотник впотьмах поднялся на плато.

   Новый день тихо занимался, сиял белесым рассветом.

   Звёзды начали блекнуть и погасли совсем. И только круглая большая луна ещё глядела с посветлевшего неба сквозь переплетения ветвей, отбрасывая голубой отблеск на стволы деревьев и кусты.

   За ночь слегка подморозило, и корочка снега, разламываясь под ногами, позванивала острыми льдинками. И вот уже вспыхнули робкие, замирающие зарницы, и край неба на востоке заполыхал пожаром.

   Солнце, необычайно розовое, поднялось над дальней вершиной. Блёстки инея, алмазами повисшие на красноватых сучьях кедров, отразили игру света самых разнообразных цветов и оттенков.

   На белом русле давно высохшей речки Тарас нашёл следы крупных копыт. По царапинам на ободранной осине, по жёлтым меткам на снегу определил: крупный бык, высоко оцарапал рогами кору, в его величавой короне наверняка не меньше семи отростков, гладких и блестящих.

   Охотник шёл за оленем весь день, крадучись и время от времени обрезая след с подветренной стороны. И хотя погода была ясная, тёплая, снег в распадках всё ещё лежал глубокий и твёрдый. Зверь старался обходить наносные места, но часто проваливался по самое брюхо. На прыжках выносил своё сильное упругое тело из сугроба, оставляя после себя провалы. На их острых неровных краях виднелись рыжеватые шерстинки. Видно было, что каждый прыжок дается быку нелегко, причиняет боль ногам.

   Тарас знал, что скоро настигнет зверя, но шёл осторожно, боясь спугнуть его. И не упущенной добычи было ему жаль, а ног изюбра, которые тот наверняка поранил бы, уносясь от преследователя.

   В полдень Тарас остановился, прислушался. В чаще деревьев, перепутанных лианами лимонника и дикого винограда, охотник уловил еле слышный щелчок треснувшего сучка. 'Здесь!'. Сушняк потрескивал всё ближе, и Тарас в волнении вставил в ружьё патрон с красной капсулой снотворного. Сердце учащённо билось как на всякой охоте! Сейчас он увидит благородного красавца, увенчанного роскошными рогами. Но осторожный треск прекратился. Олень оставался в чаще, и подойти к нему на выстрел в зарослях колючего элеутерококка нечего было и думать. Тарас присел на валежину, замер с открытым ртом, чтобы лучше слышать, но всё было тихо. Лишь кедровки и сойки копошились в хвое, и время от времени тяжёлый ком мокрого снега срывался вниз с глухим стуком.

   Глотнув из фляги холодного чаю, Тарас пошёл круто влево, намереваясь обойти ельник кругом. Через полчаса он увидел цепочку следов, вынырнувшую из ельника и потянувшую вниз, к устью горного ключа. 'Ах, ёшкин свет, улизнул втихоря!' -- незлобно подумал Тарас об олене, вновь загибая влево. -- Хорошо, что бык вышел из ельника, там всё одно вертолет не смог бы подобрать его'.

   Зверя он увидел неожиданно близко от себя. Качнув головой с круто торчащими вверх ветвистыми рогами, тот несколько мгновений смотрел на Тараса как бы нехотя и равнодушно и вдруг стремительной