-- Фляжка спирта? Носки шерстяные? Кружки для чая? Котелок?

   Свалили мешки в кучу. Попробовали всё унести. Не получилось.

   -- Придётся спальные мешки оставить, -- сокрушенно вздохнул Виктор. - Кстати, где мешки под клюкву?

   -- В гараже... Пойду схожу за ними.

   -- Смотри, не забудь...

   -- Не забуду.

   Мы сделали ещё один подход к вещам. На полу остались примус 'Шмель', кастрюля, свеча и моток бечевы. Наконец, всё готово. Навьюченные, как ишаки, мы притащились на вокзал. Здесь вышла заминка с выбором маршрута. Оказалось, мой приятель не решил, куда ехать. О клюквенных местах, он, как и я, знал понаслышке. И как добираться до них, имел смутное представление. Торговцы этой ягодой, у которых Глебов выведывал дорогу, надавали много советов. Правда, у нас хватило ума не последовать им. Иначе, заберись мы в те места, наверно, и по сей день сидели бы там.

   -- Поедем сюда, -- Виктор ткнул карандашом в карту. - Место отдалённое, и, надо полагать, безлюдное. Тайга кругом... Жаль, только, мешки с клюквой на себе тащить придётся... Ну, да ничего, своя ноша не тянет.

   Я пригляделся к мизерному кружочку, в который упирался карандаш Виктора... Лесосибирск... Дальше железная дорога обрывалась.

   -- Глухомань... Клюквы там - море, -- сказал Виктор и радостно запел:

     ... Далёк, далёк бродяги путь,

   Укрой тайга меня глухая,

   Бродяга хочет отдохнуть...

   Я представил неприступные скалы вдоль берегов... Гранитные пороги в бурном течении реки... Болотистые поймы, красные от клюквы... Да, судя по зелёному пятну на карте, места дикие, необжитые... Итак, едем на Енисей!

   Не стану рассказывать о дорожных неудобствах. О вокзальной сутолоке и мытарствах с тяжеленными рюкзаками. О штурме плацкартного вагона. О бесконечном хлопании туалетной двери, возле которой нам достались спальные места. На эти мелочи мы не обращали внимания и сожалели лишь о ночной темени за окном, в которой утонули воображаемые скалы и таёжные дебри. Ранним утром подъехали к Лесосибирску. Вместо суровых обветренных скал увидели горы... почерневшего от времени и дождей распиленного леса. На десятки километров от Лесосибирска высятся вдоль енисейских берегов портовые краны. И огромные штабеля не вывезенной древесины. Скрученные в пакеты доски, брусья, половые рейки, вагонка, шпалы. Наваленные в беспорядке брёвна, плахи. Сложенные аккуратно и навороченные как попало. Высоченные кучи леса... Они - выше пятиэтажных домов и беспредельны, как сами енисейские берега. Горы леса... Кажется, им нет конца. Миллионы кубометров гниющей под открытым небом древесины. А как учесть затраченные силы лесозаготовителей и деревообработчиков? Во что оценить пот и кровь лесорубов, пролитые в гудящей гнусом тайге? Риск плотогонов, сплавляющих кругляк? Мужество водителей лесовозов, ведущих машины по обледенелым трассам крутых перевалов? А выпластанные таёжные массивы, заросшие после могучего кедрача худосочным осинником? Высохшие речки среди мелкого редколесья, покинутые зверьём и птицами? И всё это - ради грандиозных по величине плесневелых штабелей древесины, превращённой в труху на необъятных по размаху складах. С изумлением первопроходцев, взирающих на открытый ими остров, смотрели мы на необыкновенное творение рук человеческих. Столь великому вширь и ввысь памятнику головотяпства в книге рекордов Гиннеса можно отвести целую страницу. Жаль, не сосчитать безвестные кубометры, загромоздившие енисейские берега, причалы, заваленные брёвнами... Краны, поднимающие пакеты досок... Буксиры, толкающие баржи с лесом... Затоны с плавучим кругляком... Вот что такое Енисей вверх и вниз по течению от Лесосибирска. Но мы ещё верим, что портовые лебёдки грохочут в городе. А как отъедем от него, так в дремучей тайге окажемся.

   Сгибаясь под тяжелой ношей, поплелись на автовокзал по кривой и длинной улице. Дома, в основном, двухэтажные. Снаружи рейкой отделаны. Окна на них обколочены нелепыми навесами из вагонки. Или мода такая? Вот уж действительно, ни ума, ни фантазии! А может, некуда доски девать? У многих домов возле сараев сложены поленницы дров из обрезков струганных брусьев. Нашим дачникам обрезки бы эти! А в Лесосибирске такими брусочками печки топят. И оттого, что живут среди богатства, не ценят его. Иначе каждая доска отделкой играла бы! Резьбой замысловатой, как на уральских избах. Олифой желтела бы да лаком блестела... Как попало, помногу и от того бестолково набиты доски на стены домов, на заборы и бани. Такое впечатление, что временно живут люди, одним днём, с надеждой уехать. Но прошёл не один десяток лет, а они всё здесь, никуда не уехали...

   Был я однажды на берегу Чулыма в гостях у егеря Горовца Петра Лукьяновича. В черёмуховом цвету утопает весной Разгуляевка. Огоньки на лугах жаром горят. От подснежников на полях белым-бело. Красотища! Ароматом цветов и скошенных трав воздух напоен. Усадьба у егеря большая. Скотины полон двор. Да только удручает неухоженность всего. Забор повален, калитка хлябает. Свиньи рылами её толкают. Наспех сколоченные курятник, стайка и летняя кухня покосились. Сгнил и проломился пол в бане. Крапивой палисадник зарос. А рядом с домом большая куча соснового теса, в грязи вываляна, под дождём мокнет. Подсушить бы их, окромить да строгануть. Эх, засверкали бы своей природной красотой! Запахли бы смолой хвойной! Но топчутся по ним приблудные козы.

   -- Давай, Лукьяныч, починим забор, -- предложил я. - Вдоль ограды малину посадим, ребятишкам забава будет.

   Лукьяныч посмотрел на меня с улыбкой. Головой покачал. Взбредёт же городскому блажь в башку!

   -- Вона, тайга кругом. Сколь хошь малины там. И смородины. Некогда мне ерундой заниматься... Да и не собираюсь я здесь век вековать. Уеду отселева. Новый дом в райцентре построю. Забор... Малина... Для кого-то стараться...

   То было пятнадцать лет назад. Не уехал из Разгуляевки егерь. Состарился уже. Всё так же повален забор у него. Бродят по картошке чужие козы. Глубже в землю врос окнами дом...

   Пока я размышлял, автобус подошёл. Залезли в него, покатили по асфальту гладкой просторной трассы. Рубиновые 'Икарусы' проносятся навстречу. С Красноярска идут на Енисейск. Отмахали от Лесосибирска порядочно, и Виктор нетерпеливо заёрзал на сидении.

   -- Вроде ничего тайга началась. Выйдем на Широком Логу. На пароме переправимся через Енисей и вперёд, на болото!

   Глебов вдруг треснул себя по лбу, скривился, как от съеденного лимона.

   -- Эх, балды мы с тобой. Так и думал, забудем...

   Я недоуменно посмотрел на него.

   -- А мешки? Не взяли! Во что клюкву насыпать?!

   Я растерянно пожал плечами, чувствуя себя виноватым. Приготовить мешки поручалось мне.

   -- Ладно, что-нибудь придумаем, не расстраивайся... Вот и Широкий Лог. Выходим...

   Широкий Лог - несколько неказистых изб на пристани. Подошёл катер. Не успели зайти на него, матрос убрал сходню, и катер отвалил от пристани. И вот мы на Енисее! Сколько мечтал об этом и в детстве, и в зрелые годы, жадно пожирая глазами географическую карту Сибири! Могучая река степенно несёт воды на север, к морю. На той стороне в золотисто-багряном уборе лес. Ярко выделяются на жёлтом фоне тёмно-зеленые остроконечные ели. В свинцово-холодной глади реки отражаются блики заката. Зрелище вечерней зари на Енисее завораживает разнообразием красок. Хочется запомнить каждый штрих, каждый оттенок этой чудной картины. Гремя десантными башмаками по палубе, подбегает Глебов. Он уже побывал в рулевой рубке, познакомился с экипажем.

   -- Бумагомаратель несчастный! -- тряс он меня в лихорадочном возбуждении. -- Ты только посмотри, красота какая необыкновенная! А что там, впереди?! Слияние Ангары с Енисеем! Нам крупно повезло, старик! Мы рванём с плотогонами вверх по Ангаре. Оттуда на моторке до Россошки. Еще немного, ну, каких-то паршивых двадцать-тридцать километров по тайге и вот она, клюква! Бери - не хочу!

   Я вытаращил глаза и раскрыл от удивления рот. Это рассмешило моего приятеля.

   -- Удивляешься, откуда всё знаю? У капитана буксира спроси, если не веришь.