знал, что в это время медведь ещё не впал в зимнюю спячку, и чутье его обострено. Зверь затаился, подпуская нежданного пришельца, но чем ближе подходит охотник, тем больше вероятность, что медведь выскочит из берлоги. Потревоженный в начале залегания, он свиреп и опасен. Взметая снег и труху гнилушек, в неукротимой злобе бросается на человека. Уж здесь будь наготове в любое мгновение вскинуть приклад к плечу и выстрелить. Горе тому, чьё ружьё в этот момент даст осечку или кто сгоряча промахнётся. Но Ивану не впервой встречаться с разъярённым зверем. Он лишь озабоченно посмотрел на красный шар солнца, коснувшийся дальних вершин чернеющих на горизонте елей: успеет ли до темноты снять шкуру и разделать тушу?
Иван спустился в Скалистый ключ, намереваясь подойти к липе с подветренной стороны, и вдруг по шею провалился в омут. Речка в этом месте пряталась под тонким ледком, запорошенным ровным чистым снежком. Не спуская глаз с липы, Иван ступил на неё и, охнув, чуть не с головой очутился в студёной воде. Чертыхаясь, выбрался на берег, вылил воду из ружейных стволов. Мокрые ичиги и промокшая насквозь одежда тотчас взялись колом. Какой тут, к лешему, медведь?! Добраться до горячей печки да обсушиться! Прихватив брошенный неподалеку рюкзак, охотник опрометью бросился в зимовье. Скрежеща ледяными одеждами словно бронированными листами и стуча от холода зубами, он в потёмках вошёл в него, растопил печурку. Плита накалилась докрасна. Развешанные на верёвке бельё, одежда и обувь скоро высохли. И кружка горячего чая возвращала к блаженству, если бы не мысли об испорченной охоте, о подмоченных патронах. Именно патроны не давали ему покоя. Он расставил их на чёрном от копоти чувале в надежде, что ещё не всё потеряно. Едва восток забрезжил зарею, Иван выбрал два патрона, зарядил ружьё и вышел на улицу. Нетерпеливо отмерил пятьдесят шагов и прицелился в березовую чурку, белеющую на куче дров. Хлопки, которые никак не назовёшь выстрелами, странно прозвучали в морозной тишине рассвета. Подмоченный порох потерял силу, и пули застряли в стволах. Так думал Иван, угрюмо шагая в зимовье, и отчасти был прав. Выбив пули шомполом, поочередно приложил их на срезы стволов и обомлел! Свинцовые рубчатые шарики оказались толще, чем нужно. Какое счастье, что провалился в воду! Не случись порох испорченным, пули наверняка застряли бы в стволах, но тогда их разорвало бы непременно. Ивану сразу припомнилась апрельская лужайка, вытаявшее на ней тело незадачливого браконьера. Пытаясь убить лося, тот погиб от взрыва ружья, закупоренного не по калибру отлитой пулей. И браконьер, и лесник подгоняли пули по гильзе патрона, которая значительно шире, чем выход ствола. А надо, чтобы пуля проходила через него от легкого надавливания пальцем.
Через несколько дней Иван купил в городе порох и отыскал в тайге липу с берлогой. Медведя, как он и предполагал, в ней уже не было. Ушёл. Обильный снегопад, прошедший накануне, покрыл его след.
Заповеди Фёдора.
Много каверз ожидают начинающего охотника, прежде чем тайга станет ему близкой и понятной. И ногу подвернуть ничего не стоит, и заплутать, и обморозиться. Случаются происшествия и куда более печальные. Иные любители побродить с ружьём в глухих урочищах не всегда ясно представляют, какие опасности в них таятся. Таким охотникам чаще всего видятся оскаленные пасти свирепых тигров и когтистые лапы вставших на дыбы медведей. И готовясь к открытию сезона, они вооружаются длинными ножами, тяжёлыми, немыслимой формы пулями. Ведь как при этом рассуждают:
-- Медведь нападёт, а у тебя осечка! Что тогда? Ножом надо отбиваться...
Напуганный такими предостережениями о возможной встрече со зверем молодой охотник запасается огромным секачом, годным, разве что, рубить капусту на засолку. Никто, однако, из опытных промысловиков не станет подтрунивать над ним. И начинающий вскоре сам незаметно отстегнёт огромный нож от пояса и спрячет в рюкзаке. Теперь этому тесаку с фирменным клеймом красоваться лишь на ковре под лосиными рогами - самое подходящее место заводскому клинку. А в тайге нужен нож с лезвием на длину своей ладони, с деревянной или берестяной рукояткой, удобной в руке при снятии шкуры со зверя. Чтобы острие не тупилось, не ржавело, не гнулось и не выкалывалось при ударе по костям. Такой в магазине не купишь. Самому надо изготовить, как братья Ильмаковы.
Опасности же подстерегают новичка иные. Они таятся в старых трухлявых деревьях, готовых рухнуть при небольшом ветре, в заснеженных речушках, скрытых под тонким льдом. Человек, неискушённый в тонкостях таёжного бытия, не придаст значения мышам, бегающим в зимовье, укусам раненой белки, клеща. Он с удовольствием зачерпнёт пригоршню воды из ключа, с аппетитом поужинает после охоты не прожаренной свежениной. Такому - сущий пустяк вывихнуть на косогоре ступню, напороться на сук или свалиться с кручи, стать жертвой неосторожного обращения с оружием.
Иван, Степан и Федор в молодости испытали немало злоключений, прежде чем научились осмотрительности. И если вы хотите избежать в тайге беды, не пренебрегайте советами этих бывалых следопытов. Однако, если спросите у них: 'Как стать опытным таёжником?' братья только усмехнутся. Нет, здесь придётся не единожды скоротать ночь в жарко натопленной избе, слушая их рассказы о таёжных приключениях.
Вот и в тот морозный вечер, направляясь за Муравейский перевал, я завернул на ночлег к старым знакомым, чтобы с утра пораньше махнуть в сторону кедрачей, угрюмо чернеющих на гольцах. Хозяева встретили радушно, помогли стянуть с плеч заскорузлые рюкзачные лямки. Иван молча придвинул мне лавку к печке. Степан вынес в сени, чтобы не отпотело, ружьё. А самый младший из братьев - высокий сутуловатый Фёдор заторопился собирать на стол. Он, как и его братья, приветлив, но более разговорчив и для своих шестидесяти трёх достаточно подвижен. На нём держится нехитрое стариковское хозяйство: коза, десяток куриц, петух, собака и кошка. По весне братья выставляют в конце огорода несколько пчелиных ульев, возле которых задумчиво, спокойно возится Иван. Степан в это время постукивает молотком, вжикает рубанком за верстаком: столярные работы по его части. Так и живут бобылями. Смолоду всё в тайге да в тайге, семьями не обзавелись, а в старости уж и ни к чему стало - сами о себе заботятся.
Закончив хлопотать с приготовлением ужина, Федор нарезал свежеиспечённый хлеб, разлил по глиняным чашкам молоко, вытряхнул из чугунка на сковороду горячую рассыпчатую картошку и пригласил вечерять. Иван и Степан, приглаживая бороды, степенно усаживаются. А я, нерешительно потоптавшись, выкладываю перед ними сгущёнку, конфеты, печенье, мармелад.
-- Угощайтесь, пожалуйста.
Братья благодарят, скромно берут по конфете. 'Оставляют к празднику', -- догадываюсь я, поднося ко рту еще тёплый ломоть с румяной хрустящей корочкой.
-- И с этими припасами в дальнее зимовье собрался? -- снисходительно улыбаясь, кивнул на мои сладости Фёдор.
-- Забыл, что ли, как сам начинал охотничать? -- размачивая в молоке хлеб, заметил строгий, рассудительный Степан. - Не забыл, поди, как на уток ходил. Набрал ты припасов полный мешок, а до Марьиного колка добраться только и достало сил-то. А чтоб не вертаться попусту, серую домашнюю утку возле мельницы зашиб, надеялся - за дикую сойдёт... Не сошла. Распознал батюшка, царство ему небесное, и крепко выдрал тебя супонью.
-- Я тоже не забыл, как он деревенскую корову тропил - за изюбря её принял...
-- Всяко бывало, -- встал из-за стола Фёдор. Прибрал остатки трапезы, вымыл посуду, протер чистой тряпицей старую клеенчатую скатерть. Снял с припечка ведро с горячей водой, плеснул в деревянные шайки.
Отужинав, Иван и Степан опускают в них старческие ноги, долго парят и растирают. Приговаривают, покряхтывая:
-- Ох-хо-хо, устали ноженьки по сопочкам, по ельничкам лазючи...
-- Так ведь не потопаешь - не полопаешь...
-- Эт-так...
Фёдор в расстёгнутой рубахе прислоняется спиной к нагретой печи, почёсывает бока с дряблыми отвисшими мышцами, зевает.
-- Да-а..., -- повторяет он, -- всяко бывало... А всё от чего? От спешки. А в тайге торопись медленно. Это - первая заповедь. Потому как в нашем охотницком деле торопиться никак нельзя. Забудешь, к примеру, второпях взять чего - как потом? Вот шёл я как-то за раненым быком...
-- Колхозным? -- хохотнув, подначил его Иван.
Фёдор, оставив шутку старшего брата без внимания, продолжал:
