видом Миранды, а глаза у нее ярко-голубые, а не виноградно-зеленые, чего она добилась с помощью окрашенных контактных линз, чтобы походить на Амалию. Ни капли былой привлекательности в ней не осталось. Они живут вместе в мрачной «артистической» части Бруклина, в очень милом лофте, купленном на деньги от продажи рукописи Брейсгедла. Вдобавок у Крозетти купили сценарий об истории с Брейсгедлом, чему помогла, как мне кажется, шумиха в прессе по поводу этого дела. Он надеется, что Джон Кьюсак сыграет его самого, хотя Уильям Херт, к несчастью, не сможет сыграть меня.

Я рассказал ему, что работаю сейчас над необъятным делом, связанным с интеллектуальной собственностью, поводом для чего послужила пьеса Уильяма Ш. «Мария, королева Шотландская». Ее рукопись является частью доказательств в деле «Общественность против Шванова (убийство и похищение)» и временно помещена в муниципальное хранилище, но после нашего спасения я оцифровал обугленные страницы, переведя их в разряд чисто интеллектуальной собственности — в цепочку слов. Этот текст, естественно, не в моей юрисдикции, поскольку я — основной претендент на него; от моего имени выступает Эд Геллер, и мы с ним снова добрые приятели. Мы сражаемся за свои права с британской короной. Таким образом, теперь я на одной стороне с Дж. Вашингтоном и другими отцами-основателями. Если дело решится в мою пользу, я, возможно, стану еще богаче. Рассказывая об этом Крозетти на шумной улице, я почувствовал укол вины. Таково мое новое ощущение морали, и, боюсь, оно будет входить в противоречие с моей профессиональной деятельностью. Я говорил Крозетти, что они с Кэролайн заслуживают существенной части суммы, что будет выручена от продажи пьесы, и им следует заглянуть ко мне в офис и обсудить эту проблему; но тут Омар лихо пересек три ряда и остановился точно у тротуара. Я спросил, не подвезти ли их. Они ответили: это же Бруклин; а я сказал, что не имеет значения. Они обменялись быстрыми взглядами, и по выражению их лиц я понял, что они не слишком жаждут находиться в моем обществе. Я стал настаивать, исключительно из вежливости, и Крозетти сказал:

— Бросьте, Джейк, это Чайнатаун.

— Спорю, — ответил я, — вы ждали десять лет, чтобы произнести такое в реальной жизни.

Он засмеялся, и мы все рассмеялись тоже.