– Нет.
– И даже по именам себя не называли?
– Нет.
– Но ты подумай, – попросил Удалов. – Вспомни. У тебя должны были возникнуть какие-то мысли, предположения. Может быть, эти люди из милиции? Из подразделения по борьбе с организованной преступностью? Или из ФСБ?
– Я действительно ничего не знаю.
Удалов вздохнул.
– Хорошо, – сказал он. – Давай продолжим. Как долго ты «беседовал» с этими таинственными людьми? День? Неделю? Месяц?
– Это было очень недолго. Три или четыре дня. Потом они исчезли, и больше я их не видел.
– Тебя отпустили, да?
– Нет. Мне объяснили, что я, во-первых, должен залечить свою рану, а во-вторых, нуждаюсь в отдыхе после стольких потрясений. В общем, меня там и оставили, за мной присматривал врач…
Воронцов вдруг запнулся и впал в глубокую задумчивость.
– Рассказывай! – поторопил его Удалов.
– Я не знаю, о чем рассказывать дальше, – сказал Воронцов и покачал головой. – Какая-то пустота. Провал.
Смирницкий выразительно посмотрел на Удалова.
– Вот этот врач, который тобой занимался, – сказал Удалов. – Ты помнишь, как его звали?
Воронцов нахмурился, вспоминая.
– Григорий… Нет, не Григорий… Григорьевич… Михаил Григорьевич… Нет, не так… Дмитрий! Дмитрий Григорьевич!
Удалов, до сих пор пребывавший в напряжении, обессиленно откинулся на спинку кресла и обмяк, словно надувная кукла, из которой вдруг стал выходить воздух. Дмитрий Григорьевич – так звали врача, который занимался совсем недавно Шаповалом. Цепь замкнулась. Теперь история Воронцова представлялась достаточно полной и убедительной. В ней не было никаких противоречий.
– Теперь я верю, – сказал Удалов усталым голосом. – Ты действительно Воронцов. Как упорно мы тебя искали! А ты был совсем рядом, оказывается.
Глава 47
– Вот этот провал, о котором ты говорил, – лишь кажущийся, – решился продолжить разговор Удалов. – Уже год прошел… Тебя как звать, кстати?
– Александр.
– Так вот, Саша, уже целый год прошел, как ты расстался с Дмитрием Григорьевичем. Ты провел этот год в спецгруппе «Антитеррор», и тебя все знали под именем Андрея Дружинина.
Воронцов взглянул на него недоверчиво. Удалов кивнул на Смирницкого:
– Вот он тебе подтвердит, что еще час назад ты был Дружининым. В твоих мозгах, Саша, кто-то с непонятной нам пока целью основательно покопался, так что ты забыл все – и имя свое, и своих родных…
– Что с моей матерью?
– Жива и здорова, – ответил после секундного замешательства Удалов.
Не надо пока никаких подробностей, решил он. Еще неизвестно, как будет вести себя Воронцов.
– Ты еще встретишься с ней, Саша, но пока это нежелательно.
– Почему?
– Я не могу сейчас сказать тебе всего. Некоторое время ты должен оставаться в тени. История, в которой ты оказался замешан, приобрела какой-то странный оборот, она, можно сказать, еще совсем не закончилась.
– Что вы имеете в виду?
Удалов помолчал, размышляя, как лучше все объяснить.
– Эти деньги, пятнадцать миллионов долларов, – их так и не нашли. Их все еще ищут, Саша. И мне кажется, что кому-то выгодно все представить так, что их похитил ты.
– Деньги присвоил Стас.
– Какой Стас? – нахмурился Удалов.
– Я не знаю всех подробностей, но он, как я понял из его разговоров с Хельгой, некоторое время служил в «Антитерроре».
Удалов с сомнением покачал головой и извлек из кармана блокнот, в котором у него был записан весь первый состав «Антитеррора». Он внимательно просмотрел весь список, хотя и так помнил его неплохо, и сказал, глядя Воронцову в глаза:
– Человека по имени Станислав или Стас в «Антитерроре» не было.
– Возможно, я что-то не так понял. Но я слышал, как он сказал, что преподаватели у них были одни. И еще – что если бы его не выгнали…
– Так его выгнали из группы?
– Я так понял, – пожал плечами Воронцов. – Они вместе – и он, и Хельга – были в этой спецгруппе. Потом его за какие-то прегрешения отчислили, он стал вольной птицей и, как мне представляется, не очень-то чтил закон. Он нашел нас на этом чертовом острове и явно хотел с нами расправиться.
– Зачем?
– Я же говорю – он каким-то образом получил доступ к тем самым деньгам.
– К пятнадцати миллионам долларов?
– Да. И мы становились ненужными свидетелями.
– Но у него ничего не получилось, – подсказал Удалов.
– Хельга его перехитрила, – кивнул Воронцов.
Удалов уже знал, что будет делать дальше. Надо выяснить, все ли личные дела бойцов «Антитеррора» ему предоставили. Возможно, документы тех, кто был отчислен по самым разным причинам, ему в руки не попали. И если в конце концов удастся отыскать следы человека по имени Стас, это будет бесспорным доказательством того, что Воронцов говорит правду.
– Где они сейчас? – спросил Воронцов.
– Кто? – не понял Удалов.
– Стас, Хельга, остальные. Они ведь оставались там, на острове.
Конечно, ему ничего не сказали.
– Он все погибли, Саша, – ответил Удалов, не представляя, какую страшную для Воронцова новость сообщает. – Вертолет, который вывозил их с острова, упал в океан…
Он оборвал фразу, увидев, как лицо Воронцова внезапно пошло пятнами. Смирницкий даже привстал с дивана.
– Что случилось? – наклонился к Воронцову Удалов.
Тот закрыл лицо руками и замотал головой.
– Ничего! – пробормотал он. – Ни-че-гo!
Он будто сам умер в эту минуту. Закрыл лицо руками и раскачивался из стороны в сторону, словно его рассудок помутился. И испытываемая им боль была столь зрима, что ни Удалов, ни Смирницкий не смели сейчас его потревожить. Это продолжалось очень долго, потом Воронцов неожиданно резко отнял руки от лица, в котором не было ни кровинки, и коротко сказал:
– Простите меня!
– То, что я вам сообщил, для вас трагедия? – с состраданием спросил Удалов.
– Да, – ответил Воронцов. – Я любил Хельгу.
Подумал и поправился:
– Мы любили друг друга.
Его голос был бесцветен и сух. Словно с этой самой минуты в нем умерли все чувства.
Глава 48
К утру Удалов все просчитал и принял решение. Воронцова он оставил у Смирницкого – здесь было самое безопасное место. От Смирницкого же созвонился со своей знакомой и договорился о встрече.
