— Замолчи, — прикрикнула мисс Хильфе. — Прошу тебя, замолчи!

— Вся разница в том, — продолжал брат как ни в чем не бывало, — что убивать теперь выгодно, а когда занятие дает доход, оно становится респектабельным. Богатый владелец подпольного абортария называется гинекологом, а богатый вор-директором банка. Ваш друг отстал от века. — Он разъяснял все это мягко, в его очень светлых голубых глазах не было возмущения. — Старомодный убийца убивал от страха, из ненависти и даже от любви, но очень редко из-за выгоды. Ни одна из этих причин больше не считается уважительной. А вот убивать ради карьеры, ради положения — совсем другое дело, потому что, когда вы добились этого положения, никто не посмеет критиковать те средства, какими вы его достигли. Никто не откажется с вами знаться, если ваше положение будет достаточно высоким. Вспомните, сколько ваших государственных деятелей пожимали руку Гитлеру. Но конечно, убивать от страха или из-за любви каноник Топлинг не станет. Если бы он убил свою жену, он бы потерял возможность продвигаться по службе. — И он улыбнулся Роу со счастливым неведением того, о чем говорит.

Когда Роу вышел из того места, которое принято называть тюрьмой, — Его Величество быстро и официально объявило, что ему «неугодно» больше там его держать, — ему показалось, что он попал в совершенно незнакомый мир: в тайный мир вымышленных имен, где, избегая знакомых лиц, он больше никого не знал, в мир, где люди незаметно выходят из бара, когда туда входят другие; живут в меблированных комнатах, потому что там меньше задают вопросов. Это был мир, о котором и не подозревают люди, посещающие благотворительные гулянья и заутрени, уезжающие на субботу и воскресенье за город, играющие в бридж по маленькой, имеющие открытый счет в хорошем гастрономе. Это, в сущности, даже не преступный мир, хотя, влачась по его полутемным, приглушенным проходам, вы можете столкнуться с фальшивомонетчиком из хорошей семьи, которого ни разу не сажали за решетку, или с растлителем малолетних. Там ходят в кино в десять часов утра, вместе с другими субъектами в макинтошах, которым тоже надо убить время. Там весь вечер сидят дома и читают «Лавку древностей». Когда он впервые поверил, что кто-то хочет его убить, он почувствовал возмущение: убийство было его прерогативой, а не жителей старого устойчивого мира, откуда он был изгнан и к которому явно принадлежали и миссис Беллэйрс, и дама в шляпе с дрожащими полями, и священник по фамилии Синклер. Единственное, от чего убийца должен быть в безопасности, — это от убийства одним из этих людей.

И он был потрясен, когда молодой человек с большим жизненным опытом объяснил ему, что никакого разделения между двумя мирами не существует. Насекомое, укрывшееся под камнем, имеет право чувствовать себя в безопасности от вельможного сапога, готового мимоходом его раздавить.

— Вы его не слушайте, — попросила мисс Хильфе.

Она смотрела на Роу как будто даже с симпатией, хотя в это трудно было поверить.

— Конечно, я преувеличиваю, — легко признал Хильфе. — Однако в нынешние времена надо быть готовым встретить преступника повсюду и везде. Они теперь называют себя идеалистами. И даже готовы утверждать, что убийство — акт сострадания.

Роу быстро кинул на него взгляд, но в отрешенном взгляде светло— голубых глаз не было и намека на что-то личное.

— Вы имеете в виду немцев?

— Да, если хотите, немцев. Или фашистов. Людей особой масти.

На столе у мисс Хильфе зазвонил телефон.

— Это леди Данвуди…

Хильфе поспешно прижал ухо к трубке:

— Мы так вам признательны за ваше предложение, леди Данвуди. Нам всегда не хватает теплых вещей. Да, если вас не затруднит, отправьте их сюда в контору — или, может, лучше за ними послать? Вы пришлете с шофером? Благодарю вас. Всего хорошего. — Он сказал Роу с иронической усмешкой: — Странный способ воевать для человека моих лет, а? Собирать теплые вещи у вдовствующих дам- благотворительниц. Но это полезно, мне разрешают этим заниматься и в награду не пошлют в лагерь для военнопленных. Но история, которую вы рассказали, очень меня взволновала. Она может позволить мне… занять более боевую позицию в этой войне. — Он нежно улыбнулся сестре: — Понимаете, она обзывает меня романтиком…

Но сейчас она не обозвала его никак. Можно было подумать, что она не только его не одобряет, но словно от него отреклась, не желает содействовать ему ни в чем, кроме сбора теплых вещей. На взгляд Роу, ей недоставало обаяния и легкости брата; жизнь, которая выработала в нем забавный безрассудный нигилизм, научила ее мрачной, тоскливой сосредоточенности. Ему уже не казалось, что годы не оставили на них царапин. Но брат излагал идеи, а в сестре говорило чувство. Роу поглядел на нее, и его горести словно нашли тут сродство; они взывали к ней, хотя и без ответа.

— Ну, что же мы будем делать? — спросил Хильфе.

— Бросьте вы все это! — мисс Хильфе обратилась прямо к Роу. Вот она и ответила наконец, но для того лишь, чтобы сказать: разговор окончен,

— Ну нет! — запротестовал Хильфе. — Так нельзя. У нас идет война,

— Почем вы знаете, даже если за этим что-то кроется, — сказала мисс Хильфе, по-прежнему обращаясь только к Роу, — что это не просто… кража, наркотики или что-нибудь в этом роде?

— Не знаю, и мне все равно, — сказал Роу. — Но я очень обозлился.

— Ну а что вы все-таки предполагаете? — спросил Хильфе. — Насчет кекса?

— Там могло быть спрятано какое-нибудь сообщение.

Брат и сестра помолчали, словно им хотелось получше обдумать эту мысль. Потом Хильфе сказал:

— Я пойду с вами к миссис Беллэйрс.

— Ты не можешь бросить контору, Вилли. Лучше я пойду с мистером Роу. У тебя назначено свидание.

— Чепуха, это всего-навсего Тренч. Ты сама сумеешь с ним договориться, Анна. А тут дело поважней. Мало ли что может случиться, — сказал он с восторгом.

— Вам бы стоило взять с собой сыщика, мистер Роу.

— И сразу спугнуть даму. От него же пахнет сыщиком за километр. Нет, — сказал Хильфе, — мы должны деликатно от него отделаться. Я умею увиливать от шпиков. Таким вещам нетрудно было научиться с тридцать третьего года.

— Но я не знаю, что сказать мистеру Тренчу.

— Потяни его за нос. Скажи, что мы рассчитаемся в начале месяца. Простите, мистер Роу, что мы вынуждены при вас говорить о делах.

— А почему бы мистеру Роу не пойти одному? («Видно, она все же допускает, что тут что-то есть, — подумал Роу. — И боится за брата…») Зачем вам вдвоем ставить себя в глупое положение?

Но Хильфе оставил слова сестры без внимания. Исчезая за ширмой, он сказал Роу:

— Минутку, я только напишу записочку Тренчу. Вышли они из конторы через другую дверь — вот и все, что потребовалось, чтобы скрыться от Джонса: разве он подозревал, что его наниматель постарается от него увильнуть? Хильфе подозвал такси, и, когда они проезжали мимо, Роу увидел, как несет свою вахту этот маленький обтрепанный сыщик: Джонс закурил новую сигарету, исподтишка поглядывая на огромный, пышный подъезд, как верный пес, который неусыпно охраняет дверь хозяина.

— Надо было его предупредить, — пожалел Роу.

— Нельзя. Мы захватим его с собой потом. Мы же скоро вернемся. — Такси завернуло за угол, и фигура сыщика скрылась из виду; он потерялся среди автобусов и велосипедов, его поглотила толпа таких же слоняющихся полуголодных лондонцев, и те, кто его знал, уже никогда его не увидят.