словом, это было то, что называется сдобная лепешка. Этот избыток здоровья был, можно сказать, одною из главных причин, по которым тетка спешила выдать ее замуж. 'Вишь ведь она здоровенная какая! - говорила всегда тетка, - кровищи-то одной хватит на пять девок! Как взыграется кровь-то - кто за нее поручится! Бог с ней совсем! лучше уж замуж поскорей!' Анисья Петровна очень радовалась посещениям Карякина: человек богатый; ей самой, как на племяннице женится, помогать станет. Не дворянин, конечно; да ведь и племянница не бог весть княжна какая: мать однодворчиха, такая же, как была Анисья Петровна до замужества…
Войдя в комнату, Наташа (так звали девушку) остановилась у печки и уже с этой минуты не отрывала томных голубоватых глаз от Карякина; даже Катерина смекнула, что девку не шутя верно приворожил парень. Федор Иванович читал между тем письмо. Сергей Васильевич в изысканных, деликатных и даже нежных выражениях высказывал неотъемлемые права свои на владение лугом. Но едва только объяснилось, что переселяемое крестьянское семейство тотчас же должно поселиться и завладеть лугом, Анисья Петровна вырвала письмо, плюнула в него, скомкала и швырнула на пол.
- А! так вот вас зачем сюда прислали! - вскрикнула она, напускаясь неожиданно на Катерину, - вон, негодяи! вон! Ах ты… вон пошла, говорю!..
Катерина не трогалась с места.
- Ах ты, дерзкая тварь ты этакая! - взвизгнула Анисья Петровна, вспениваясь и плескаясь как квашня, взболтанная веслом, - ах ты…
Карякин поспешил взять ее за одну руку, Наташа за другую…
- Полноте, успокойтесь… не извольте ничего себе тревожиться… Баба глупая, обращенья никакого не имеет… - сказал он, комически подмигивая Наташе.
- Успокойтесь, тетенька; вам это вредно, - произнесла Наташа.
- Ох, знаю, что вредно, мать моя… знаю… Я и то затмилась совсем… Ох, батюшки!.. - простонала старуха, как бы срезанная очевидностью факта.
Она опустилась на стул, но секунду спустя снова встала и снова заплескалась и запенилась.
- Нет, да что ж это я, дура глупая? чего испугалась?.. Я в суд пойду, я им покажу, разбойникам! Я десять лет уж лугом-то владею!.. Десять лет прошло: стало быть, он мой… что ж это я?.. Ах ты, мать моя!..
- Позвольте, Анисья Петровна, это вы напрасно изволите… - проговорил
Карякин, рисуясь. - В письме сказано: с сорок восьмого года; стало быть, вы не владеете десять лет лугом; закон на их стороне… К тому же возьмите в рассуждение: люди сильные! задарят больше вашего… лучше бросьте, право… А насчет, то есть, выгод, какие они думают получить через эсто дело, я могу сделать вам в уваженье…
- Ох… ох, отцы мои… ох!.. - простонала сряду Анисья Петровна, снова опускаясь на стул, - ох!.. Чем же ты меня обрадуешь, отец родной? - присовокупила она, оправляясь, - вступись за вдову, батюшка!.. Ограбили, разбойники!..
- А вот извольте видеть, - начал Карякин, охорашиваясь, - мы теперь этот луг держим; мы откажемся от него… вот и будут им, значит, выгоды…
- Да мне-то что от этого?
- А то же, что будете в своем удовольствии: и вам ничего, да уж и им зато ничего… Чего же ты стоишь, матушка? Ступай себе… Отдала письмо, и ступай! - довершил Карякин, поворачиваясь к Катерине, умное лицо которой сохранило выражение грустной задумчивости.
Она подняла голову, смело посмотрела на барыню и сказала:
- Мы, сударыня, в этом не виноваты: наше дело подначальное.
- Вон! вон гоните ее!.. - произнесла Анисья Петровна, нетерпеливо потрясая головою.
- Осмелюсь вас обеспокоить, сударыня, - продолжала, нимало не робея,
Катерина, - позвольте вашему мужичку, Андреем звать, позвольте, если милость ваша будет, подсобить нам строиться… Мы мазанок никогда не делали…
- Как? - вскричала Анисья Петровна, порываясь из рук Карякина и племянницы, которые ее удерживали, - как? чтоб я позволила вам строиться? Вы же меня разорять пришли, мошенники, да я же позволь крестьянину своему… ах ты!..
- Позвольте, Анисья Петровна, - перебил Карякин, снова перемигиваясь с
Наташей, - почему же бы и не позволить? Дело все равно сделается, так не лучше ли ваш мужичок подсобит им?.. Все какой-нибудь авантаж получит он через эсто - вам же лучше. Ступай, голубушка; барыня пришлет ответ, ступай! - заключил Карякин, махая рукою бабе.
Катерина прошла мимо старого Дрона, который продолжал плести свои сети и, повидимому, оставался несокрушимо равнодушным слушателем всего происходившего. Минуту спустя она была на улице. Благодаря, видно, стараниям
Пьяшки, которая успела и месить хлебы и подслушать весь разговор, все народонаселение хутора знало уже о причине прибытия чужого семейства. Бабы и мужики дожидались у ворот, чтоб взглянуть на Катерину. Все зашептали, как только она показалась. Шагах в десяти от мазанки Катерина встретила Андрея: он также словно дожидался ее; лицо его было озабочено.
- Послушай, тетка, - сказал он, вводя Катерину к себе во двор, - вишь ты ведь какая! Ты сказывала, прислали вас луг стеречь, а наместо того…
- Что такое? - спросила встревоженная баба.
- Тоже… воля твоя… Мы видим, ты человек хороший, - подхватил Андрей, - полюбилась ты нам… и рады бы в чем пособить тебе, да после того оченно опасаемся… своей барыни…
- Да об чем ты говоришь, родной? Я все в толк не возьму…
- Да ведь вы всем, вишь, хутором владеть хотите… все и луга, и земли, и нас барин ваш отымает у нашей помещицы…
- Кто тебе сказал?
