маленький товарищ (нищие разделяли двух мальчиков). Петя сильно устал, но он до сих пор всеми силами старался превозмочь дремоту и выжидал удобного случая, чтоб присоединиться к Мише; храпенье стариков наполняло сарай, но ему казалось почему-то, что Миша не спал. Минуту спустя Петя был подле него и прислушивался к его дыханию.

- Миша… спишь? - шепнул он.

- Нет.. нет… - произнес едва внятно мальчик.

Голос его прерывался сдавленными рыданиями. Петя пригнулся к нему еще ближе; несколько капель упали ему тотчас же на лицо.

- Полно, Миша, полно; о чем ты плачешь?.. Вишь ведь они какие… ничего ведь не сделаешь. Вот теперь пришли; здесь побудем… тебе, может статься, полегчит,

- проговорил Петя, напрягая все силы ума, чтобы утешить товарища. Но утешения слабо действовали; казалось, напротив, с приходом Пети и по мере того, как он говорил, горе Миши усилилось; он не мог даже теперь владеть собою и иногда так громко всхлипывал, что Петя того только и ждал, что кто-нибудь из них проснется.

- Ах, Миша, Миша!.. Да ты перестань только… перестань… о чем ты?.. болит у тебя что-нибудь, а?.. - шепнул Петя, снова пригибаясь к товарищу.

Прошла минута молчания, которую с одной стороны, прерывало храпенье трех нищих, с другой - горькие, тщетно подавляемые рыдания ребенка.

- Меня… меня они оставить хотят… одного здесь! - проговорил, наконец,

Миша. - Я слышал, они говорили… оставить хотят…

- Экой ты какой! А пускай оставляют - тебе же легче, вишь ведь ты насилу дошел: ты отдохнешь тем временем…

- Нет… нет, они уж за мною не придут… совсем здесь оставят… Я слышал, знаю… я умру, Петя… умру один…

- Да рази ты добре уж оченно болен? - простодушно спросил Петя.

- Идти не могу… - возразил тот едва внятно, - ноги трясутся… а пуще тут добре ломит…

Темнота была так непроницаема, что Петя проворно ощупал товарища, чтоб понять, куда тот указывал: худощавые пальцы мальчика прижимались к впалой груди его. Петя снова почувствовал, как несколько слез капнуло ему на руки; он откинулся назад, присел на корточки и несколько секунд молчал, как бы соображая что-то.

Внезапно он подсел к Мише с такою живостью, что, надо было думать, он нашел верное средство к его облегчению.

- Вот что, Миша… - начал он скороговоркою, по возможности понижая голос, - слышь, пускай здесь оставляют - не плачь. Мы вот что сделаем, - подхватил он, очевидно увлекаясь своею мыслью и для большего пояснения принимаясь размахивать руками, что было совершенно напрасно, во-первых, потому, что Миша ничего не мог видеть, а во-вторых, он почти даже не слушал и продолжал плакать; но темнота не дала Пете заметить этого и он продолжал с прежним воодушевлением. - Слышь, ты здесь останешься, смотри только, не уходи никуда!

Вот мы и пойдем отселева; куда ни пойдем, слышь, а я всю дорогу стану примечать, ни одного перекрестка не прогляну, ни одной деревни… всякая деревня, как она прозывается, все это я буду помнить… Ну, как отойдем мы так-то подалее, ночь переночуем, другую, третью; увижу, а они назад не ворочаются за тобою; знамо тогда, оставить хотят; я ночью извернусь, да и убегу от них; да все по дороге-то, все по дороге, от деревни к деревне… к тебе и приду. Смотри только, ты не трогайся отселева, а уж я приду…

- Нет, уж вряд мне быть здесь, - проговорил Миша каким-то расслабленным голосом, которого Петя не слыхал прежде.

- А что?

Миша замолк. Казалось, ему трудно было удовлетворить товарища ответом; наконец он сказал:

- Я умру, Петя… умру… - подхватил он и снова заплакал, но так тихо на этот раз, что Петя даже не услышал.

- Тебе что ни говори, ты все свое!

- Право, умру, - продолжал Миша, - я рази не вижу? Вот и Верстан сказал хозяину… и тот старик, который не пустил нас нонче, сказал… А как, Петя, умирать-то не хочется… Петя!.. Ох, тяжко!..

- Знамо, кому хочется? Да ты не умрешь, не умрешь! - с уверенностью подхватил Петя, - не умрешь ты!.. С чего тебе умереть-то? Ты добре устал, оттого больше… Вот полежишь день-другой, опять встанешь… Я как приду сюда, то-то мы с тобой тогда закатимся - прямо домой пойдем… Я знаю, как и деревню-то мою зовут:

Марьинское прозывается…

Но Миша опять не слушал товарища; он как будто наверное знал, что мечты эти были для него неисполнимы. Дав Пете наговориться досыта, он сказал, как бы раздумывая сам с собою:

- Была у меня, Петя, сестра… Махонькой я был, а помню… тогда еще у нас мачехи не было… мать жила тогда… Вот также ей, сестре-то, перед смертью все чудилось…

- Что ж ей чудилось-то?..

- Чудилась: по полям да по лугам все ходит… такие сады все чудились ей… и пташки, говорит, поют…

- Ну, так что ж? - нетерпеливо перебил Петя.

- Вот и мне стало все чудиться, - проговорил Миша тонем раздумья, - как только закрою глаза, особливо коли один сижу, закрою глаза, вижу: заря занимается… солнце встает… а самого меня точно подхватит кто… точно крылья у меня… и я лечу к солнцу… да скоро так, скоро… инда дух захватывает…

- Эка чудно как! Что ж это я ничего не вижу? Вот и закрою глаза, вот… нет, ничего не видать, темнота одна, - вымолвил Петя, между тем как Миша вдруг закашлялся: кашлю этому конца не было.

Когда ему отлегло немного, он опять хотел заговорить, но вместо слов из груди его выходило глухое

Вы читаете ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату