не были предательски уничтожены по приказу Георга и Уорика, мать моя продолжала бы жить.

Стояло лето, время бездумных удовольствий, но меня повсюду сопровождала печаль — во время пикников и веселых путешествий по сельской местности, во время долгих прогулок верхом и ночей под полной луной. Эдуард даровал моему сыну Томасу Грею титул графа Хантингдона, но и это ничуть меня не обрадовало. Я ни с кем не делилась своим горем, кроме Энтони, ведь он, как и я, тоже потерял любимую мать. Впрочем, и с ним мы почти не вспоминали о ней вслух. Казалось, мы просто не можем заставить себя говорить о ней как о покойной, но и обманывать себя, делая вид, что она по-прежнему жива, тоже не можем. Я продолжала думать о том, что Георг, герцог Кларенс, родной брат моего мужа, разбил сердце моей матери, это из-за него она умерла так рано.

— Знаешь, теперь я еще сильнее ненавижу Георга Кларенса, — призналась я Энтони, когда мы скакали верхом в Кент.

Впереди нас ждал пир и целая неделя чудесных поездок по зеленым лугам и яблоневым садам. Все наши придворные прямо-таки ликовали, предвкушая эти удовольствия, и, казалось бы, я тоже должна была разделять их радость, однако моя грусть, мое неизбывное ощущение тяжкой утраты не оставляли меня, точно охотничий сокол, вцепившийся в запястье.

Одной рукой Энтони держал поводья своего коня, а второй помогал моему маленькому сыну править пони, на котором тот сидел верхом.

— Ты просто ревнуешь, — как всегда, попытался поддразнить меня брат. — Ты ревнуешь Эдуарда ко всем, кого он любит. Ко мне, к Уильяму Гастингсу, ко всем тем, кто способен развеселить короля, к тем, кто приглашает его выпить и развлечься с девками, а потом приводит домой пьяного и забавляет его.

Я только плечами пожала: намеки Энтони меня совершенно не трогали. Я давно уже поняла, что все эти пьянки, гулянки и бесконечная смена любовниц — неотъемлемая часть натуры Эдуарда, и пришла к выводу, что придется это терпеть. К тому же эти развлечения никогда не уводили его далеко от моей постели, а когда мы с ним снова оказывались в кровати, все было так, словно мы только утром тайно обвенчались. Долгое время Эдуарду пришлось быть солдатом; он вел военную кампанию, ходил в тяжелые походы, и армию его всегда сопровождали сотни проституток; а когда Эдуард оказался в ссылке, множество женщин наперебой стремились его утешить. Ну а теперь он — король Англии, и ясно, что любая женщина в Лондоне готова с радостью ему отдаться, а добрая половина их уже отдалась. Он и тут настоящий король. Да я, собственно, никогда и не думала, что выхожу замуж за обычного человека с умеренными аппетитами, и не ждала от Эдуарда, что он, став моим мужем, будет смирно сидеть у моих ног. Он всегда был настоящим королем и просто обязан был поступать так, как сам того желает.

— Нет, Энтони, — ответила я, помолчав, — тут ты ошибаешься. Меня ничуть не тревожит, что Эдуард шляется по девкам. Он же король и может получать удовольствие там, где захочет. Но я его королева, и он всегда будет возвращаться домой, ко мне. Все это прекрасно знают.

Энтони кивнул, соглашаясь с этим, но все же сказал:

— В таком случае мне непонятно, почему ты всю свою ненависть сосредоточила на Георге. Ведь прочие родственники нашего короля ничуть не лучше. Его мать ненавидит и тебя, и всех нас с тех пор, как мы впервые встретились с ней еще в Рединге, да и Ричард с каждым днем ведет себя все более нагло и самоуверенно. Его явно не устраивает слишком затянувшийся мир.

— Его явно не устраивает все, что имеет отношение к нам, — заявила я. — Он до такой же степени не похож на своих братьев, как кусок мела на кусок сыра: Ричард такой маленький, темноволосый и постоянно о чем-то тревожится — о своем здоровье, о своем положении, о своей душе, вечно молится и надеется на удачу.

— Эдуард живет сегодняшним днем, словно никакого завтра не существует, Ричард как будто не хочет, чтобы это завтра наступило, ну а Георг ведет себя так, словно ему кто-то должен это завтра подарить.

Я засмеялась, выслушав подобную сентенцию.

— Ну, я бы, пожалуй, больше любила Ричарда, если бы у него были те же недостатки, что и у всех вас, — заметила я. — Но ведь с тех пор, как Ричард женился, он стал еще большим праведником. Он всегда смотрел на нас, Риверсов, сверху вниз. Теперь он сверху вниз смотрит и на Георга. И вот этой его напыщенной праведности я просто не выношу. Порой Ричард так глядит на меня, словно я какая-то…

— Какая-то?

— Какая-то толстая торговка рыбой!

— Ну что ж! — Мой братец, разумеется, не упустил новой возможности поддразнить меня. — Если честно, то моложе ты и впрямь не становишься, а при определенном освещении, знаешь ли…

Я не дала Энтони договорить, слегка ударив его хлыстом по колену; брат рассмеялся и подмигнул Малышу, гордо восседавшему на маленьком пони.

— И потом, мне совершенно не нравится, что Ричард уже весь север прибрал к рукам, — продолжила я. — Эдуард и так дал ему огромную власть. По сути, Эдуард позволил ему стать правителем собственной принципалии. Это опасно и для нас, и для наших наследников. Это грозит разделом королевства.

— Но Эдуард должен был чем-то вознаградить собственного брата, — возразил Энтони. — Ричард жизни своей не жалел, участвуя в его войнах и политических играх, и не один раз смертельно рисковал ради него. Ричард помог Эдуарду победить и завоевать трон и, безусловно, заслужил свою долю.

— Но ведь при таком положении дел Ричард становится практически королем в собственном королевстве! — возмутилась я. — И правит всем севером Англии.[26]

— Однако никто, кроме тебя, не сомневается в его верности.

— Возможно, Ричард действительно верен Эдуарду и дому Йорков, но меня и моих родичей он не любит. Он явно завидует мне и тому, чем я уже владею, да и двор мой ему не по нраву. А что это означает? Как, например, он относится к моим детям? Останется ли он на стороне моего сына только потому, что это также наследник и сын Эдуарда?

Энтони пожал плечами.

— Ничего, мы, Риверсы, уже здорово укрепили свое положение, ты и сама это понимаешь. И это именно ты помогла нам подняться так высоко. Многие, правда, считают, что мы прыгнули слишком высоко и получили слишком много — причем не по заслугам, а благодаря твоим колдовским чарам, которыми ты опутала Эдуарда, выйдя на обочину дороги.

— Мне не нравится то, как Ричард женился на Анне Невилл, — добавила я, не обращая внимания на шуточки Энтони.

Брат коротко хохотнул.

— Ох, сестрица! А кому понравится, что Ричард, самый богатый жених в Англии, взял себе в жены самую богатую невесту? Но я и не предполагал, что тут ты окажешься на стороне Георга Кларенса.

Я невольно рассмеялась. То, в какую ярость пришел Георг, когда собственный братец прямо-таки выкрал его молоденькую свояченицу, наследницу богатейшего состояния, по крайней мере с полгода служило для всех нас предметом постоянных шуток.

— И ведь это, по сути дела, твой муж вынудил Ричарда взять в жены Анну, — заметил Энтони. — Если бы Ричард хотел жениться на Анне просто по любви, он мог бы так и сделать и в виде вознаграждения получил бы ее любовь. Но королю зачем-то понадобилось объявить, что состояние, принадлежащее матери Анны, будет разделено между двумя ее дочерьми. А для этого твоему достойному супругу пришлось признать мать Анны недееспособной, то есть все равно что мертвой, — хотя лично я полагаю, что старая дама по- прежнему отважно протестует, поскольку все еще жива, и требует вернуть ей право голоса, чтобы отсудить обратно свои собственные земли. Так что это твой супруг, моя дорогая, отнял у несчастной старой дамы все состояние и передал его двум ее дочерям — а соответственно, и двум своим братьям.

— Я просила Эдуарда этого не делать, — раздраженно бросила я. — Но он даже слушать не захотел. У него братья всегда на первом месте, и он явно предпочитает Ричарда, а не Георга.

— Эдуард совершенно прав, предпочитая Ричарда, и все же ему не следовало бы нарушать им же установленные законы, — неожиданно серьезно заговорил Энтони. — Нельзя так править страной. Это совершенно противозаконно — грабить вдову, однако он именно так и поступил. К тому же Анна Уорик, вдова его врага, пребывала в святом убежище, в монастыре, и тем более следовало обойтись с ней более милосердно, хотя бы просто проявить жалость к несчастной женщине. Если бы Эдуард действительно следовал заповедям рыцарства, он убедил бы ее покинуть аббатство Больё, принять во владение свои