ланкастерцам, сохранившим к нему неприязнь, и извещала, что война Алой и Белой розы начинается снова, но на этот раз непременно победишь ты.

Я скрипнула зубами.

— Что же мне делать? Бежать? Тоже бежать в Бретань?

— Интересно, дорогая, как ты туда попадешь?

— У меня есть сундучок с золотом и личная охрана. Я могу подкупить любого капитана, и он возьмет меня на борт. Если я прямо сейчас спущусь в лондонский порт, то смогу уплыть почти немедленно. Или, в крайнем случае, из Гринвича. Также можно верхом добраться до Дувра или Саутгемптона…

Муж взглянул на меня с улыбкой, и я вспомнила, что его прозвали Лисом именно благодаря способности выжить в любой ситуации, умению ловко запутать след и удрать от любой погони.

— Да, конечно, все это было бы возможно, но, к сожалению, вынужден тебя огорчить: король именно меня назначил твоим тюремщиком, так что я никак не могу позволить тебе убежать. Кроме того, Ричард передал мне все твои земельные владения, а также прочее имущество и подписал соответствующий указ вопреки нашему брачному контракту. Так что все, чем ты владела до замужества, теперь принадлежит мне, как и то, что досталось тебе в наследство от Тюдора, как и то, что ты получила после смерти Стаффорда и твоей матери. Я уже поручил надежным людям изъять из твоих покоев драгоценности, документы и деньги. Все твои слуги арестованы, а фрейлины заперты в своих комнатах. Ну а твои вассалы и друзья сами догадаются, что у тебя нет возможности призвать их на помощь; впрочем, теперь это мои вассалы.

У меня перехватило дыхание. На несколько минут я полностью утратила дар речи и просто смотрела на него.

— Ты ограбил меня? Ты воспользовался ситуацией и предал меня?

— Тебе предстоит жить в нашем доме в Уокинге, хотя отныне это мой дом, и ты не имеешь права его покидать. Прислуживать тебе будут мои люди; все твои прежние слуги будут уволены. Ты не сможешь видеться ни со своими старыми слугами, ни с фрейлинами, ни с духовником. И тебе запрещено с кем-либо встречаться или переписываться.

Мне было трудно осознать всю глубину и масштаб его измены. Он отнял у меня все.

— Это ты выдал меня Ричарду! — презрительно бросила я. — Это ты предал всех участников заговора! Это ты, положив глаз на мои богатства, сначала подталкивал меня к участию в мятеже, а потом постарался уничтожить, получив от этого огромную выгоду. Это ты приказал герцогу Норфолку отправиться на юг, в Гилдфорд, и подавить восстание в Гемпшире. Ты намекнул Ричарду, что ему следует остерегаться герцога Бекингема. Ты сообщил ему, что королева готовит восстание и я на ее стороне.

— Нет, — покачал головой лорд Стэнли. — Я не враг тебе, Маргарита. И, между прочим, будучи твоим мужем, я неплохо тебе послужил. Никто другой не спас бы тебя от позорной смерти предательницы, которой ты по всем статьям заслуживаешь. Этот домашний арест был наилучшим выходом. Большего даже я не смог бы для тебя сделать. Я спас тебя и от Тауэра, и от эшафота. Я спас твои земли от конфискации, а ведь на них сразу могли наложить арест. Я спас тебе жизнь, ты поселишься в моем доме как моя жена, в полной безопасности. И я по-прежнему нахожусь в самом центре событий, благодаря чему мы легко выясним, какие еще планы возникнут у короля в отношении твоего сына. Теперь Ричард, несомненно, захочет уничтожить Генри Тюдора и пошлет в Бретань своих шпионов, приказав им убить его. Этим неудачным мятежом ты подписала своему сыну смертный приговор. Теперь только я могу спасти его. Тебе бы следовало меня благодарить.

Но я не могла толком соображать; мысль моя оказалась не в состоянии пробиться сквозь эту путаную сеть угроз и обещаний.

— А как же Генри?

— Ричард не остановится, пока твой сын не умрет. Повторяю: теперь только я могу спасти его.

— Значит, мне предстоит стать твоей пленницей?

Лорд Стэнли кивнул.

— И мне будет передано все твое состояние. Но это ничего не значит, Маргарита. Не бери в голову. Подумай о безопасности своего сына.

— Ты позволишь мне предупредить Генри о том, какая над ним нависла угроза?

Муж поднялся, давая мне понять, что разговор окончен.

— Конечно. Ты можешь писать ему сколько угодно. Но все твои письма будут проходить через мои руки, и доставлять их будут мои люди. Я должен делать вид, что полностью контролирую твою жизнь.

— Делать вид? — отозвалась я. — То есть, если я неплохо тебя изучила, ты опять будешь делать вид, а служить при этом и нашим, и вашим?

— Как всегда, — ответил он и на этот раз улыбнулся с явным удовлетворением.

Впереди у меня была долгая темная зима, которую мне предстояло провести в полной изоляции в Уокинге. Фрейлин у меня отобрали, обвинив их в подготовке изменнического заговора, и все мои друзья и посыльные, на которых я так полагалась, от меня отвернулись. Точнее, их не допускали ко мне. Ни с кем из них я не могла повидаться. Все слуги в доме были наняты моим мужем — моим тюремщиком! — и все они хранили верность ему одному, а на меня поглядывали искоса, как на неверную жену, предавшую и его самого, и его интересы. Я снова была окружена совершенно чужими людьми, снова была вынуждена находиться вдали от королевского дворца и от своих друзей, и мой сын, вместе со мной потерпевший поражение, по-прежнему был от меня очень далеко — ах, как далеко! Иногда я опасалась, что никогда его больше не увижу. Вдруг он откажется от своей великой цели, поселится в Бретани, женится на какой-нибудь обыкновенной девушке и сам тоже станет самым обыкновенным молодым мужчиной — не избранником Божьим, не тем, кто рожден стать великим и воплотить в жизнь идею, ради которой его мать претерпела смертные муки? Но разве мог сын той, кого сама Жанна д'Арк призвала следовать грандиозной цели, стать бездельником? Или пьяницей? Жалким пьяницей, который треплется в пивных, что стал бы королем, однако помешали невезение и ветер, вызванный ведьмой?

И все же перед Рождеством я нашла способ отправить Генри письмо, минуя Стэнли. Там не было ни благих пожеланий, ни рождественских шуток — слишком уж мрачные дни настали для обмена пустыми фразами и подарками. То явно был неудачный год для дома Ланкастеров. И в душе моей не хватало радости для рассылки кому-то наилучших пожеланий. Нам предстояла долгая и трудная работа, если Генри все же намеревался достичь трона; а Рождество казалось мне самым подходящим днем, чтобы начать все с чистого листа.

Той долгой зимой во время безрадостного Рождества и не менее безрадостного начала очередного года у меня вполне хватило времени поразмыслить о суетности собственных амбиций и греховном желании сбросить с трона законного правителя страны. Ближе к утру, когда непроницаемая ночная тьма медленно